Я знал, что он собирается сделать это, у меня служил в церкви свой человек, секретный сотрудник гестапо, который должен был сделать полную стенографическую запись текста проповеди. Должен сказать, что фон Гален был человеком большой силы духа и решительности. Он прямо обвинил правительство и отдельных его членов в убийстве. Какой бы то ни было компромисс не состоялся. В тот же вечер я получил полный текст проповеди и передал копию Гиммлеру, а еще одну отослал с курьером Геббельсу. Геббельс тоже был католиком, но, в отличие от Гиммлера, мыслил ясно, и он сразу понял суть моего сопроводительного доклада. Она заключалась в том, что, если епископ будет арестован, это вызовет ужасающие беспорядки в регионе, которые невозможно будет контролировать. Геббельс вызвал меня на обсуждение, и я сказал, что хотел бы лично переговорить с епископом и проследить за тем, чтобы дело было немедленно прекращено. Я обсудил это и с Гиммлером, который согласился, что конец этому должен быть положен раз и навсегда. После этого я отправился к фон Галену и довольно долго говорил с ним. Он весьма настойчиво интересовался, одобряю ли я эту программу, и я ответил ему отрицательно. Я объяснил, что у меня на это есть много веских причин. В первую очередь, как католик, я согласен с его аргументами и использованными им в проповеди теологическими положениями. Во вторую очередь, это дело бросало тень на репутацию СС в частности и всего немецкого народа в целом. И в-третьих, у меня была маленькая дочь, в том самом положении, из-за которого других детей убивали [45] …
С. Мне жаль слышать это.
M. Это принесло большое горе и тяжелые переживания и мне и моей жене и вызвало разлад в нашей семье. Но просто убить бедного ребенка – такое никогда не приходило нам в голову. Как видите, у меня было много причин, не связанных с национал-социализмом, чтобы полностью разделить мнение епископа. И я восхищался его гражданским мужеством, которое, как мне казалось, было редкостью для того времени. Я предупредил епископа, что ему не следует продолжать в том же духе, иначе его ждет лагерь. Он ответил, что ничего другого сделать не может… и что у него нет выбора. Я вспомнил, что однажды и Лютер произнес что-то в этом роде, и спросил епископа, что могло бы заставить его замолчать. Он потребовал, чтобы вся программа была полностью и немедленно отменена, а он взамен больше ничего не будет говорить и писать о ней. Вернувшись в Берлин, я поговорил с Гиммлером и Геббельсом, которые сообщили мне, что Гитлер был в ярости и этот злыдень Борман хотел не только арестовать епископа, но и казнить его. Я подготовил отчет и вручил его и Геббельсу и Гиммлеру, и, к большому счастью, Гитлер согласился остановить программу. Должен сказать, что Борман был в бешенстве, но это никого не беспокоило. И я был не единственный, кто заступился за епископа перед Гитлером. Другие члены его ставки и некоторые люди из высших правительственных кругов тоже присоединились. Фюрер отменил приказ, и фон Гален сдержал свое слово. Борману, конечно, не нравилось, что ему стали поперек дороги, а он был способен на любое вероломство, так что я постоянно посылал людей из гестапо, дабы убедиться, что епископу не грозит опасность. Его арестовали по делу 20 июля, и он был в заключении, но, уверяю вас, находился в хороших условиях и не подвергался жестокостям и оскорблениям. Да, это было некрасивое дело, но на востоке убийства продолжались. Думаю, что, если бы жертвы не были немецкими гражданами, отношение к этому было бы более терпимое. Фон Галену повезло. Один клирик из Берлина скончался в лагере, потому что поднял ту же тему, что и фон Гален. Это было очень глупо с его стороны, потому что дело уже закончилось, а вся идея в целом более не подлежала какому-либо обсуждению. Но, конечно, мертвых это не воскресит, верно?
С. Да.