Вообще-то обладают, Олег вдавил очки в переносицу. Просто не такими яркими.
Зачем тебе еле-еле колдовской клевер? Он же в зелье просто потеряется.
Злат, я всё делаю по рецепту. Не хочешь помогать?
Ты чего, я ж не из-за этого!.. Но ты уверен в рецепте? Это не может быть уловкой Сухопёрышкина?
Олег вздохнул Злата попала в цель потом присел на корточки и немигающим взглядом уставился в землю. Снова поправил очки. Злата ждала ответа, но быстро поняла, что его, похоже, не знал сам Олег. Тогда она пригнулась, вытянула руку перед собой и раскрыла ладонь.
Правильно? уточнила она, когда мокрая земля заблестела под её мягким, почти прозрачным светом.
Да. Продолжай.
Олег заметил, что между бровями Златы пролегла короткая вертикальная морщинка. Светло-рыжие волосы упали вперёд, и теперь их закруглённые кончики золотил льющийся на землю свет. Когда Злата бегала, волосы развевались за спиной. Когда вертела головой, они скользили по плечам и груди, но, стоило ей замереть, ложились волнами, обрамляя лицо. Все её черты были мягкие, всё ещё почти детские и округлые. Бледные мелкие веснушки меркли на фоне ярко-синих глаз. Иногда, если Злата задумывалась о чём-то, глаза становились почти чёрными. Это случалось редко. И пугало. Но именно в такие мгновения Олег понимал Сашу с его странной влюблённостью.
Свет дрогнул. Злата зевнула, не шевеля ладонью.
Прости, пришлось рано встать, сказал Олег.
Ничего, я понимаю. Потом набегут остальные. Но почему, кстати, ты не захотел выращивать клевер дома? У вас большой огород, там бы нашлось местечко.
Не хочу, чтобы мама знала.
Почему?
Скажет, нечего обряд проводить «с допингом». Она не понимает. Ей кажется, что всё можно перебороть, стоит проявить немножечко воли.
Злата кивнула.
Ты продолжай в том же духе, голос Олега стал более уверенным. Теперь я им помогу. Главное, чтобы мы с тобой не смешались.
Да, поняла.
Олег положил руку на пригретую, но все ещё влажную землю. Мокрый чернозём с глухим хлюпаньем проступил между пальцами. От силы, которой земля охотно делилась, закололо под ногтями.
Олег улыбнулся. Рядом с ладонью проклюнулись первые ростки.
***
«Ты просишь за Сашу, потому что хочешь помочь ему или себе?» слова отца всё ещё звучали в голове, хотя разговор состоялся утром. Злата не смогла найти ответ на вопрос, и теперь непонимание портило радостное предвкушение. Она уже видела Сашино удивлённое лицо, его округлившиеся глаза, чувствовала плечами его руки, когда он кинется её обнимать. Но горечь сомнений заставляла её то и дело замедлять шаг.
Злата почувствовала сильное водное колдовство и поняла, что приближается к повороту к Серебрянке. Она, помедлив, шагнула на протоптанную дорожку одной ногой. Потом осторожно поставила вторую рядом. Река радушно звала её к себе.
Злата сделала несколько шагов вперёд. Колени отказывались сгибаться. Внутри забрезжил крошечный, едкий страх.
Злата упрямо шла вперёд, мысленно подгоняя и ругая себя.
И вдруг перед ней появилась девушка. Рыже-каштановые волосы в двух низких хвостах, лёгкое платье в цветочек. Она показалась бы лесной феей, если бы не чёткое ощущение её водного, совсем человеческого колдовства.
Злата уже хотела заговорить с ней, как вдруг услышала шаги за спиной. В следующую секунду её схватили за запястье.
Хорошо, что я встретил тебя. Пошли! Есть разговор.
Злата не успела опомниться, как Ярослав утянул её за собой в сторону Зелёного круга.
Глава 2
Полы коричневого плаща-мантии то и дело цеплялись за ветки и голые, но ещё не сухие кусты. Плащ, пестривший заплатками оранжевого и охристого цветов, был на удивление крепким. Правда, изрядно изодранный книзу, он лоскутами летел за обладателем, если тот запахивался или отбрасывал одежду назад широким жестом.
Осенью Сухопёрышкин почти сливался с лесом. Худой, но широкоплечий и потому нескладный, он походил на кривое дерево. В непослушных каштановых волосах, как в лиственной кроне, путались то перья, то цветочки, то другая лесная мелочь. Густые брови наваливались на часто полуприкрытые, будто у засыпающего филина, глаза, .
Сухопёрышкину было около двадцати семи лет, он приехал в посёлок издалека, и это всё, что о нём знали местные.
Роса ещё не сошла. В воздухе висела та особенная свежесть, которую нельзя почувствовать даже после дождя. Сухопёрышкин остановился, поправил плащ и закрыл глаза. Замелькали картинки прошлой жизни, другой страны, другого мира, и по венам потекла почти забытая сила. Ничто, кроме постепенно пробуждающегося леса, не могло разбудить в нём колдовство. Ничто не могло причинить такую острую радость и подарить такую сладостную боль.