Затем печальная песня зазвучала снова, точно похоронная жалоба. Несколько сотен несчастных устриц, также ожидавших своего освобождения, присоединились к этому жалобному концерту. Это могло надорвать любое сердце. И насколько усилилось бы горе Ратона-отца, и Ратонны-матери, если бы они узнали, что их дочери уже не было возле них!
Внезапно все стихло. Створки раковин снова затворились.
На берегу появился Гордафур, одетый в свой длинный плащ волшебника, с головой, покрытой традиционным колпаком, со злым лицом. Рядом с ним шел пышно разодетый принц Киссадор. Трудно представить, до какой степени этот господин был влюблен в самого себя и как он забавно ломался, чтобы казаться более интересным.
- Где мы? - спросил он.
- На отмели Самобрив, мой принц, - ответил льстиво Гордафур.
- А эта семья Ратон?..
- Все на том же месте, куда я ее посадил, чтобы угодить вам!
- Ах, Гордафур! - ответил принц, закручивая усы, - какая красавица эта малютка Ратина! Я положительно очарован ею! Необходимо, чтобы она стала моей женой. Я плачу тебе щедро за твои услуги, и если ты не сумеешь услужить мне, - берегись!..
- Принц, - ответил Гордафур, - если я сумел превратить всю эту семью крыс в моллюсков, прежде чем у меня отняли мою власть, я не мог бы сделать из них людей, - вы это отлично знаете!
- Да, знаю, Гордафур; это-то и бесит меня!..
Оба вышли на отмель в ту самую минуту, когда еще два человека показались на противоположном конце ее. Это были фея Фирмента и молодой Ратин. Этот последний прижал к сердцу двустворчатую раковину, скрывавшую его невесту.
Внезапно они заметили принца и волшебника.
- Гордафур, - сказала фея, - зачем ты пришел сюда? Ты снова задумал какой-нибудь преступный план?
- Фея Фирмента, - возразил принц Киссадор, - ты знаешь, что я без ума от этой восхитительной Ратины, хотя она настолько неблагоразумна, что отталкивает человека с такой наружностью и положением, как я, и который с таким нетерпением ждет часа, когда ты обратишь ее в молодую девушку...
- Когда я обращу ее в молодую девушку, - это будет для того, чтобы она могла сделаться женой того, кого она предпочитает, - ответила Фирмента.
- Этого невежи, - возразил принц, - этого Ратина, из которого Гордафуру нетрудно будет сделать осла, после того как я вытяну ему хорошенько уши!
При этом оскорблении молодой человек вздрогнул от ярости; он уже собирался броситься на принца и наказать его за дерзость, когда фея схватила его за руку.
- Сдержи свой гнев, - приказала она. - Теперь не время мстить, а оскорбления принца в один прекрасный день обратятся против него же. Сделай то, что тебе надо сделать, и уйдем отсюда.
Ратин повиновался и, прижав в последний раз к губам драгоценную устрицу, положил ее среди остальных членов ее семьи. Почти сейчас же начался прилив, волны постепенно стали закрывать отмель Самобрив, вода дошла до высоких прибрежных скал, - и все исчезло под поверхностью широкого моря, сливавшегося на горизонте с небом.
Однако справа несколько скал остались открытыми. Прилив не может достигнуть их вершины, даже когда буря гонит волны на берег.
В этом месте нашли себе убежище принц и волшебник. Когда отмель обнажится во время нового отлива, - они пойдут за драгоценной устрицей, заключающей в своих створках Ратину, и унесут ее к себе. Принц пылает гневом. Как бы ни были сильны принцы и даже короли, - они в те далекие дни были бессильны против фей, и, если бы мы когда-нибудь вернулись к той счастливой эпохе, снова произошло бы то же самое.
И действительно, Фирмента скоро сказала молодому человеку:
- Теперь, когда море стоит высоко, Ратон и его семья поднимутся на одну ступень ближе к человеческому состоянию. Я сейчас обращу их в рыб, и в этом образе им уже нечего будет бояться своих врагов.
- Даже если их выловят?..