Дорогой Аньке Свидер
Мы шли с тобой сквозь сумрачный декабрь.
Привычный траур Петербурга шёл за нами.
Мы говорили будто бы словами,
Но чувствовали паузы душой
Ты разноцветно-шумно хохотала.
Преуменьшая боль и встречный ветер,
И говорила как на Божьем свете
Ты счастлива своей идти звездой
И вдруг, остановившись на полслова,
Ты за руку взяла меня как Мама:
«А знаешь, что спасает нас от драмы?
Фонарики, светящие зимой»
И каждую зиму среди советов
Про пользу мёда и лесной малины,
Средь вечеров промозгло-серо-длинных
Я помню про фонарики твои
Как в детстве щурю глаз на вспышку Света,
И оживает мой калейдоскоп,
Ты будто бы спасла меня секретом,
Из темноты мне показав Восход
Как будет, Мам
Пытливый луч коснулся сна.
Весна сменяет тьму.
Встают сезоны на места,
На них и я встаю.
«Как будет, мам?!»
Торопит дочь событий ровный такт.
Хочу подсказкой ей помочь
И замедляю шаг.
Вопросов меньше, как и снов,
У взрослых взгляд пустой.
«Как будет», суть земных основ
С принятием тобой.
Так и идём: она бежит,
А я чуть медлю шаг.
Меня меняет свет и жизнь,
И дочки, что спешат
Детство
Битые коленки,
Тёплый ветерок,
Молоко без пенки,
С сахаром творог.
Предвкушая лето,
Гонишь самокат.
Песня из куплета,
Розовый закат.
Длинные дороги,
Толпы детворы.
И в расчёсах ноги
Черти, комары.
И ругает мама,
Что уже темно,
И у Сашки драма:
Не залезть в окно.
Приговором «Ужин!»,
И расстрелом «Спать!».
Ты так многим нужен,
И стремишься стать
Дел не переделать,
Планов громадьё!
Но бездушны предки
Голосят своё
Мне почти что сорок.
Я иду домой.
С притуплённым взором,
С мыслью лишь одной:
Может кто из окон
Ласково как мать,
Крикнет, пусть с упрёком:
«Ужинать и спать!».
В эпоху гуру и сенсеев
В эпоху гуру и сенсеев,
Заполонивших Инстаграм,
Я поняла вот, что тупею,
Смотря в испанский этот срам
Вокруг кружат: успешный лидер,
Творец из сферы MLM,
Тот, кто во мне вчера увидел
Рассадник денежных проблем:
Не масштабируюсь, не славлю
Свою персону на весь мир.
Ведь рефлексирующим мямлям
Никто не даст окна в эфир.
Живу спокойно без масштабов,
Без стратегических задач.
Не ем ни трюфелей, ни крабов,
И знаю запах неудач.
Сижу, тихонько починяю
Свой примус в глубине души.
Её вот славлю, охраняя,
От липкой и пустой лапши
Расскажи, Петербург, отчего ты грустишь
Расскажи, Петербург, отчего ты грустишь?
Отчего барабанишь слезами по стёклам?
Почему так идёт тебе ржавчина крыш
И наряд из одежд восхитительно-мокрый
Мой дождливый герой! Ты исхожен сполна,
Я люблю в тебе все очертанья и смыслы.
И уже отзвенела капелью весна,
Но тяжёлые тучи над Спасом повисли.
Я дышу бесконечностью старых дворов,
Провожая проворных в тёплые страны.
Я делю с тобой жизнь, погоду и кров,
И лечу твоей влагой глубокие раны.
Мне не снятся саванны и солнечный зной.
Рождена я в сырой темноте коммуналок.
Ты мой мокрый уставший последний герой,
Я невеста твоя, что из невских русалок
Я боюсь у кого волосок к волоску
Я боюсь у кого волосок к волоску,
У кого есть план А и план Б на листочке.
Я впадаю в смертельную с ними тоску,
И стою тихо рядом бесцветною
Точкой.
Я люблю безалаберность пышных волос,
Смелость в лицах свободных и выбор без цели.
Я люблю без ответов оставить вопрос,
И лететь, хохоча, на большой карусели.
Я люблю музыкантов с креплёным вином.
Желтоватые пальцы их пахнут свободой.
Я люблю у кого мир и есть Отчий дом,
И в бесстрашии их есть присутствие Бога.
Я боюсь у кого волосок к волоску,
И ищу в себе вызов, и бунт, и свободу.
Ведь живущие сердцем не знают тоску,
Когда мчатся с течением по жизни порогам
Июльское пальто. Питер
Ликует сердце, будто влюблено,
Парит внутри невидимая младость!
Мне наконец пришлось достать пальто
Июльское, любимое на радость!
Дышу свободно, кутаюсь в манто,
Я снова ёжусь и в карманах руки!
Люблю своё болотистое дно,
Жара для Питера мои сплошные муки
Сырей, любимый, мокни, восхищай
Небесными оттенками асфальта!
Морозь меня, но больше не вращай
Палящее безудержное сальто