Точно. Молодой растущий организм, незамутнённый условностями и девственно-неотёсанный. Дикая Белка. И с определёнными допущениями картина маслом «Игнат Дымов. Детство. Отрочество. Юность».
Глава 5
Юля принесла большую чашку с кофе, Бэлла тут же отхлебнула, как кошка слизнула с губ маленькие клочки пышной бледно-бежевой пенки, скорее на автомате кивнула одобрительно.
Ты правда на улице живёшь? спросил Дымов.
Не, перестав просто так хомячить ветчину с колбасой и теперь сооружая бутерброд из всего для этого подходящего, возразила она. Сейчас у знакомой. Но у неё однушка и к ней парень приходит.
А раньше?
А раньше с бабушкой, доложила Бэлла, ни на мгновение не отрываясь от еды. Но она меня выгнала.
Как это?
Дымов знал, что так случается, но почему-то с трудом верилось. У него же тоже родители были не сахар, но, по крайней мере по-настоящему, а не на словах типа «Сгинь с глаз долой», из дома его не выставляли. Он сам ушёл.
Сказала, что уже устала, что больше сил её нет и терпеть она не собирается. И не пустит, если я за ум не возьмусь и не изменюсь, бесстрастно выложила Бэлла, вывела с обиженным негодованием: А я, чего, унижаться перед ней должна? Я и сама к ней больше не пойду.
Так и будешь по подругам таскаться? насмешливо предположил Дымов. Пока не закончатся. А измениться совсем не вариант?
Бэлла дожевала очередной кусь от своего супербутерброда, запила его кофе и всё с теми же обиженно-негодующими интонациями произнесла:
Так я пробовала. Не получается.
Да кому она рассказывает? Просто не очень-то и хотелось. Потому что сложно. Потому что катиться по однажды проложенной дорожке дальше, жалуясь, что дело не во мне, а в обстоятельствах, гораздо легче и почти не требует затрат и усилий.
И бабушку ничуть не жалко?
Жалко, конечно, раскаянно призналась Бэлла. Если б не она, я бы в детдоме осталась. И тут же оправдалась: Но я ж сказала. Пробовала не получается. А так бы я, наверное, хотела. Ну-у, измениться.
Врёшь, засомневался Дымов.
Да правда! возмущённо воскликнула Бэлла, и он предложил:
Ну так и возвращайся тогда домой. Попросишь у бабушки прощения.
Я? она вытаращилась изумлённо. Я-то почему?
А-а, понял, сочувственно протянул Дымов, повёл рукой. Так ты ждёшь, когда бабушка тебя сама искать начнёт. Прибежит, пообещает: «Внученька, я тебе больше слова против не скажу, только возвращайся». Вот тогда ты и вернёшься и опять с чистой совестью дурака валять будешь. Да?
Нет! выкрикнула Бэлла сердито, с грохотом поставила на стол чашку кофе, а может даже специально ею стукнула, потом судорожно втянула воздух, повторила уже гораздо тише чуть дрогнувшим голосом: Нет.
Дымов тоже отодвинул свою чашку, только без лишних шумовых эффектов.
Так, ладно. Доедай давай, распорядился, и отвезу тебя домой.
Но Бэлла только насупилась сильнее, заявила:
Я не поеду.
Прекрати уже.
Я сказала, не поеду, убеждённо повторила она, точнее, опять выкрикнула. И доедать не буду. Матюгнувшись, подскочила со стула. Я
Она метнула быстрый взгляд в сторону выхода, но шагнуть в его сторону так и не успела.
Стоять! рявкнул Дымов, приказал: А ну сядь на место. Быстро.
Всё-таки с людьми он умел, со всякими, иначе ничего и не добился бы. И с командой разозлённых работяг приходилось справляться, и слушались, даже те, кто старше. А тут всего лишь девчонка-малолетка, едва повзрослевший ребёнок. Так что на неё тоже подействовало даже хорохориться как обычно не стала, угрожать, материться, размахивать кулаками.
Растерянно моргнула, плюхнулась опять на стул. Не то, чтобы испугалась, скорее где-то на подсознательном уровне признала его авторитет, или даже доверилась.
Ну реально же деточка, которой и на самом деле хочется быть правильной, нежной и маленькой, слушаться маму. Ну, то есть бабушку. И чтобы та в ответ любила, гордилась и радовалась. Поэтому Дымов и не стал больше орать, громко выдохнул, окончательно решаясь, произнёс:
Хорошо. Хочешь, так оставайся пока здесь, а там посмотрим. Останешься?
Бэлла отвела взгляд, сжала губы, потом всё-таки выдавила чуть слышно:
Ну-у ладно.
Как будто это он об одолжении просил. Так и тянуло закатить глаза, нервно рассмеяться.
Ну и идиот же ты, Дымов. Сам-то понял, на что подписался?