Джой залила картофель водой, достала из холодильника мясо и горошек. Хлопнула дверь вернулся Марк, сменил школьную форму на домашнюю одежду и отправился во двор помогать отцу.
Джой ставила картофель на огонь, разворачивала мясо, шелушила горох, а сама думала о «Гордости и предубеждении» и о старухе в замке с волшебными коробками.
Только успел закипеть картофель, как открылась задняя дверь, и Марк прошел в свою комнату. Угри взвились кобрами, сердито зашипели, толкаясь головами.
Джой смотрела, как лопаются над картофелинами большие пузыри {розовые камелии}. Ждала отцовских шагов. Картофель начал размягчаться. Она услышала, как распахнулась задняя дверь. Отец протопал через кухню, не обращая внимания на Джой, миновал большую комнату, скрылся в своей спальне. Джой не поднимала головы, не отрывала взгляда от кипящей воды, вела себя тихо. Отец тяжело прошел через кухню в обратном направлении, в комнату Марка.
Крик раздался в ту же минуту. Вода кипела, картофелины становились все мягче и мягче, а Джой, закрыв глаза, видела, как отец рубит Марку руки и ноги, как брызжет кровь, точно в фонтане из книги «Рим: прекраснейший город мира» любимой географической книги Джой на полке в маленькой начальной школе.
Джой знала, что руки-ноги Марку не рубят, но картинки были столь живыми, что она ощущала густой сильный запах крови.
В кухне возник отец. Джой стояла не шевелясь, спиной к нему, прижимала язык к нёбу, наблюдала за пузырями и чувствовала, как раздуваются угри.
«Господи, прошу, помоги мне быть хорошей. Прошу, не дай провиниться».
Отец протопал через кухню в родительскую спальню.
«Ибо Твое есть царство, и сила, и слава во»
Он вновь пересек кухню, вышел на улицу. Джой выдохнула и слила с картофеля воду.
«Веки веков. Аминь».
Позже, когда Джой с мамой накрывали к ужину мясо, горошек и картофельное пюре, прихромал Марк, медленно сев на свое место за столом. Мама подавала тарелки, Джой соль, перец и кетчуп. Марк смотрел вниз, на скатерть перед собой. Наверное, возносил Господу слова признательности: голова склонена, руки под столом, тело неподвижно. Марк тихо проговорил «спасибо» маме, поставившей перед ним тарелку. Отец адресовал сыну одно слово: «Благодарственную!» Голос был холоднее льда. Марк прочел благодарственную молитву, и ужин начался. Ели в молчании.
Проглотив пюре, Джой пробежала глазами по трем певучим строкам, грубовато вышитым на темно-синем куске бархата за спиной Марка. Эта вышивка была единственным украшением в доме и висела на стене, сколько Джой себя помнила.
Христос глава этого дома
Невидимый Гость за столом
Молчаливый Слушатель, внимающий всякой беседе
Раньше Джой думала, что невидимый гость в буквальном смысле слова парит над кухонным столом, оглаживает бороду, придерживает свое одеяние дабы не обмакнуть его в суп или пюре и наблюдает: вдруг кто-то из едоков подавится жестким мясом, не скажет «спасибо-пожалуйста-извините» или добавит слишком много кетчупа и соли; станет есть чересчур быстро или чересчур медленно, примется разминать горошек, выпьет много или мало молока, начнет гонять еду по тарелке или коснется стола локтями, со стуком положит нож и вилку, зачавкает или проглотит кусок не жуя или список был бесконечным. Однажды в субботу, когда Джой закончила дела по дому, Рут предложила ей записать все правила приема пищи, какие только вспомнит. Джой остановилась после второй исписанной страницы в тетради по математике. Не потому, что правила закончились, просто, по словам Рут, уже и так было достаточно.
Если парящий Христос замечал нарушение какого-нибудь правила, то подплывал к отцу, шептал ему на ухо, и тогда начиналось. Удар кулаком по столу, скрип линолеума под отодвигаемым стулом, крики о вечных адовых муках, красное лицо отца в десяти дюймах от лица грешника.
Ты мерзкий, подлый грешник! Кто ты?
Мерзкий, подлый грешник.
Лодырь и пропащий грешник! Повтори.
Лодырь и пропащий грешник.
Моли о прощении, подлый ты грешник.
Молю, прости меня, папа.
С-с-с От тебя никакого толку.
Пока отец кричал на Марка, Джой сидела ровно и неподвижно, как столб и как мама, а угри в животе корчились все сильнее. Когда отец умолкал, чтобы отхлебнуть молока или что-нибудь съесть, Джой тихонько цепляла вилкой кусочек еды, осторожно подносила его к приоткрытому рту, жевала шестнадцать раз и неслышно проглатывала. Отец обязательно начинал кричать вновь. Наконец следовало последнее слово, сопровождаемое ударом кулака по столу, стене или тарелке Марка смотря что оказывалось ближе: