Дети в интернате были хуже, чем третий отчим. Учителя тоже, особенно Анатолий Анатольевич Грач, химик. Обидные клички, пропавшие из тумбочки вещи, жвачка в тетрадках самое безобидное, что поджидало Корнея.
На территории школы догнивала заброшенная котельная, в ее недрах мальчишки курили, а некоторые экспериментаторы нюхали клей, пытались добыть наркоту из пенки для бритья или балдели от колес трамадола.
Туда зимой трое подростков затащили Корнея, раздели донага и тыкали носом в захарканный обледенелый пол.
Паша Дымченко по прозвищу Дым. В первое время он не проявлял по отношению к новенькому никакой агрессии, был поспешно занесен в категорию «нормальных». Ошибка вскрылась довольно быстро. Начав с безобидных подколов, в октябре Дым без малейших причин перешел на подножки и оплеухи.
Он прощупывал почву и понял, что почва рыхлая.
Дым не просто травил Туранцева, он возглавил травлю.
Терпи, сказал отчим, или дерись.
Легко советовать.
Раздеть Корнея придумал Дым.
Снимайте с него шмотки, ребзя.
Лопнула резинка трусов. Мороз вгрызался в кожу, а Корней хныкал, сгорая от стыда.
Его перевернули на спину, словно нелепого жука.
Зыряйте, писюн обрезанный! Где твоя шкурка, Туранцев?
Он мог переадресовать вопрос детскому хирургу, оперировавшему маленького Корнея, но Дым ударил ботинком в бок:
На меня смотри, жид! Ты жид, так?
Корней замотал головой.
Че ты ля-ля? Только жидам кромсают залупу!
Н-нет.
А чем докажешь? спросил подельник Дыма, Сергун.
Да, да, чем докажешь?
Корней замычал, заворочался в ледяном крошеве и окурках.
А пусть он в жида плюнет! сказал Дым.
Тема, одобрил Сергун.
Приведите-ка Мишку Бродского.
Мишу привели застенчивого ботаника-аккуратиста. Он сразу расплакался. Голого Корнея подняли и поставили напротив.
Плюй.
Слезы струились по щекам Миши.
Нет, тихо сказал Корней.
Что ты мямлишь, пидор?!
Нет. Голос стал тверже.
Повтори-ка.
Нет!
Двадцатисемилетний Корней едва не выпалил это «нет» в лицо визитеру.
Потому что узнал его.
Потому что в офис пражского издательства заскочил Паша Дым собственной персоной.
«Но это нонсенс, ошалело подумал Корней. Дым не мог очутиться здесь»
Страх окутал его. Не тот страх, что он испытал в котельной.
Иного свойства.
В девяносто восьмом они с мамой ненадолго перебрались в безликий степной городишко Херсонской области. Хрущевки, винно-водочные магазины, разруха. И каменный сад нагромождение стен на площади.
Сад представлял собой круги из торчащих вертикально бетонных плит, каждая выше и шире стандартной входной двери. Плиты были вогнутыми, с узорчатыми отверстиями, чтобы смотреть в соседние проходы. Внешний круг состоял из тридцати, наверное, стен, а внутренние кольца сужались к центру. Коридоры, образованные бетоном, узкие и всегда тенистые, пахли мочой. Асфальт под ногами зеленел мхом, а краска, покрывавшая плиты, давно облезла. Вместо разноцветных гигантских костяшек домино серые надгробия.
Корней смутно помнил, что заходил в первый кольцевой туннель, а мама бродила вдоль сада, он видел ее в проемах между плитами, а потом не видел, а потом снова видел и спешил обратно на волю. Ему мерещилось, что за ним наблюдают.
Страх, который гость пробудил в Корнее, был иррациональным, детским, подувшим из лабиринта надгробий.
Мое почтение, поклонился великан. Он говорил по-чешски, с американским акцентом.
Голос развеял оцепенение. Заработала логика.
Дым был среднего роста, совсем не гигант. Не носил очков и уж точно костюмов. А главное, он умер в семнадцать лет. Избавил землю от своего отягощающего присутствия. Пьяный, разбился всмятку на мотоцикле.
«Что с тобой, Корь? Спутать фешенебельного джентльмена с мертвым гопником?»
И все же гость был чертовски похож на повзрослевшего Дыма. Даже глаза под очками в проволочной оправе похожи.
Здравствуйте выдавил Корней.
Вы издаете книги, не так ли?
Джентльмен положил на стол толстую стопку листов, прошитую пластиковой пружиной. Корней задался вопросом: была она в его руках или материализовалась из воздуха?
«Что за бред! Сосредоточься, не выставляй себя дураком».
Да, конечно, затараторил Корней, присаживайтесь.
Мужчина занял стул. Уложил длинные кисти на колени. Он улыбался и поблескивал: окулярами, отражающими свет, запонками, коронками.