Хозяину нравилась исполнительная и безропотная Наташа, так что ничего удивительного нет в том, что он включил ее имя в наградной список по итогам, кажется, 1996 года, и отправил в составе других счастливцев на знойный пляж одной европейской, но южной страны.
Европейской это очень важно, заметьте себе, милые читатели, что если бы страна была восточной, ничего, о чем я напишу далее, не случилось бы. В восточной стране Наташа и носу бы не высунула с территории отеля, и так бы и вернулась в Санкт-Петербург серой (немного, правда, более смуглой) мышкой.
Надо вам сказать, что моя героиня прежде никакие теплые моря не посещала: родители ее были сторонниками той основательной теории, что рожденным на севере нельзя есть ананасы и заезжать в субтропики. Так что девушка впервые попала в мир, где солнце светит непрестанно, воздух наполнен светом и прозрачен до невозможности, деревья цветут даже в августе, а на лотках у торговцев лежат, нагло выпятив разноцветные бока, персики, апельсины, груши и совсем уже экзотические нектарины, киви и фиги.
По правде сказать, Наташа растерялась. На пляже ей было слишком жарко, тесно и шумно, в первый же день она сожгла нежную кожу на плечах, шее и икрах, и поэтому, купив за небольшие деньги батистовое балахонистое одеяние, принялась, скучая, бродить по набережной. Два километра туда два километра сюда ежедневно по утрам и вечерам был ее постоянный маршрут, а днем она сидела в номере и смотрела безвкусные, как мексиканский сериал, новостные каналы, CNN и BBC. Ей было скучно, но она утешала себя тем, что, по крайней мере, это полезно и развивает ее навыки понимания разговорной английской речи.
Вы даже не представляете, насколько надоела набережная Наташе к середине ее отпуска! Ей надоели все: и торговцы одеждой, и торговцы игрушками, и торговцы сувенирами, и хозяева ресторанов, зазывавшие на свежую рыбу, и аниматоры, зачем-то совавшие ей в руки приглашения в клубы. Больше всего ее раздражали национальные песни, которые лились непонятным потоком из множества колонок, стоявших на берегу. Особенностью этой эстрады было то, что она словно застряла в периоде молодости Наташиных родителей в начале семидесятых, и однообразные аранжировки в духе репертуара популярного тогда певца Лещенко выводили из себя бывшую выпускницу с отличием музыкальной школы. Только одна отрада была во всем этом безобразии прибрежная таверна, название которой девушка перевела, как "Три рыбака", внутри которой всегда стоял чадный запах жарившейся рыбы. Владелец таверны, бородатый плотный дядька, по всей видимости, был приверженцем яркого диско, а в особенности "Бонни М", и бесконечные "Дедди Кул" и "Распутин" перемешанные с донной Самер и Аббой, составляли репертуар его заведения.
Наташа даже приостанавливалась на минуту у красочного меню, чтобы вырваться ненадолго из плена сладкоголосых певцов, жаловавшихся в неповторимой слезливой манере на жестокость своих избранниц. Она даже притоптывала ногой и поводила уже подживавшим после ожогов плечом. И за всем этим наблюдала женщина, которая всегда сидела в таверне на террасе, выходящей к морю, утром с чашечкой крепчайшего кофе и стаканом воды, днем с жаренным на углях осьминогом, щедро политым лимонным соком, а вечером с легчайшим салатом, в заправке которого не было ни капли уксуса и запотевшим бокалом белого вина.
"Да что же это такое, думала женщина, во внешности которой, по правде говоря, не было ничего выдающегося, Какого черта?"
И вот в последний вечер, когда Наташа совершала прощальную прогулку по набережной, женщина подошла к стерео-системе и положила на нее нечто совсем неподходящее. Но никто-никто не заметил ни этой вещи, ни исходящего от нее волшебства. Никто, кроме Наташи, потому что в этот вечер начальные аккорды песни про крутого папочку вдруг пронзили ее сердце, как двумя неделями раньше жаркие лучи солнца пронзили ее нежную бледную кожу. Невозможно было устоять сначала повернулась нога, потом бедра призывно вильнули, потом руки изобразили что-то невероятное, потом обычно опущенные глаза поднялись, и все окружающие увидели в них огонь, настоящий живой огонь. А Наташа уже танцевала, и ее гибкое тело двигалось под невнятным балахоном, по которому пробегали соблазнительные тени, и волосы а волосы у нее были дивные, чудесного орехового оттенка, густые и мягкие, летали над головой, как языки пламени, и был ее танец таким энергичным и волнующим, что ему позавидовал бы и неистовый солист "Бонни М".