В Яхроме же он впервые столкнулся с обманом и несправедливостью со стороны взрослых. Это огорчило его, потому что в сознании ребенка взрослые непогрешимы. Они должны понимать это и поступать так, чтобы им не было стыдно перед детьми. Если не взрослые, то кто же сохранит в сердце маленького человека веру в справедливость? Обманула Чкалова тётенька врач. «Хочешь покататься на самолете? спросила она. Садись». Не подозревая подвоха, он сел в кресло, открыл рот, и та, осмотрев больной зуб, пообещала ему «интересное». Что-то зажужжало в её руке, он впился руками в подлокотники кресла и вдруг почувствовал пронзительную боль.
На огороженной территории туберкулёзного санатория дети проводили значительную часть времени, потому что им полагалось больше находиться «на воздухе». Их было много мальчиков и девочек, и у Чкалова совсем не сохранилось в памяти, что это были больные дети. Помнит он другое: например, что две девочки «влюбились» в него и оказывали всяческие знаки внимания. Это больше походило на игру: им нравилось соперничество. Помнит весну, свежую зелень, лето, а осень не помнит. Помнит ветки молодых деревьев, пушистые от инея, когда примораживало после оттепели Как-то зимой, когда земля покрылась толстым слоем тяжёлого, мокрого снега, девочки накатали из него фигуры во дворе, а на следующий день увидели, что фигуры кто-то разрушил. Как все радовались накануне, с каким настроением вышли утром во двор И вдруг все почему-то решили, что это сделал Чкалов. Почему? Ну, может быть, потому, что он частенько соперничал с девчонками, руководя мальчишками: он был старше остальных на год и с него был особый спрос. В то утро он остался в корпусе: ему надо было делать уроки, чтобы не отстать от школьной программы за время нахождения в санатории Неожиданно к нему подошла воспитательница. Её красное лицо было искажено гримасой негодования С криком «негодяй!» она дала ему пощечину. Пощёчина была хлесткой, но не боль огорчила его, а несправедливость. Так впервые он испытал на себе влияние сложившейся о человеке репутации.
Девочки Впервые чувство чего-то страшно манящего, сладкого, почти преступного испытал он в возрасте шести или семи лет, когда лежал в яхромской городской больнице. Кажется, это был один из дней молодой весны, потому что в палате царили два цвета солнечный и белый. Солнце зашло через большие, как и всё в его детстве, окна, заполнив палату ярким теплым светом, почти не оставлявшим тени и еще больше подчеркивавшим белизну подоконников, двери, постельного белья Чкалов разговаривал с девочкой, которая лежала у противоположной стены. Она была примерно одних лет с ним или немногим младше, болтливая и не по возрасту смышлёная. Они были одни в палате. О чем разговаривали этого он не помнит совершенно. Но помнит, как она вдруг подняла своё одеяло и предложила:
Хочешь потрогать? Подойди.
Улыбка её стала плутовской, в глазах играл веселый бесёнок. Смуглый живот на белой простыне казался ещё смуглее. И было то, на что нельзя смотреть, сладкое, запретное, и от возможности увидеть это запретное он почувствовал, как незнакомая доселе истома разлилась по всему его телу. Застигнутый врасплох, испытал он на себе власть порока, о котором тогда еще не имел представления. Были раньше поцелуйчики, разговоры «про это» (собственно, что такое «это», никто из детей не представлял себе по-настоящему), разговоры коллективные, поэтому не носящие интимного характера, но чтобы так, как это произошло со смуглой девочкой, было впервые. Вот и запомнилось: белое, смуглое, почти бронзовое в лучах солнца, грешное, сладкое и вдруг необыкновенно доступное
Кочевая жизнь семьи военного связана с частыми переездами. В памяти сохранились платформы, на которых останавливались поезда дальнего следования, атмосфера суеты, озабоченности и в то же время свободы, потому что до этого ты чувствовал себя узником поезда. Но больше всего запомнились эти стоянки ожиданием отца, который по наказу мамы выходил покупать еду. Чкалов помнит волнение, с которым он ждал его: а что если папа опоздает и не успеет сесть в отправляющийся поезд? Поезд действительно трогался, и, по мере того как набирал скорость, страх мальчика увеличивался. Удивительно, но мама при этом почему-то никогда не волновалась и всегда успокаивала: папа сядет на скорый и догонит нас. Действительно, папа всегда догонял их, но Чкалов все равно каждый раз волновался, хотя и был уверен, что тот найдёт выход из любого положения. Вот сейчас откроется дверь купе и папа явится в запорошенной снегом шинели, большой, сильный, умный, красивый, и обязательно в руках его будет что-нибудь вкусное: лимонад, пирожки, варёные яйца, огурцы, по сезону свежие или солёные Период жизни, когда мы верим, что наши отцы никогда не отстанут в пути и всегда придут к нам на помощь, самый счастливый в жизни человека, пока он не повзрослеет и не станет заявлять о своих правах, уже критически оценивая возможности родителей и даже вступая с ними в конфликты. Это время уходит, и дальше молодой человек плывёт по реке жизни, надеясь лишь на себя, свободный, но лишённый этого навсегда утерянного чувства уверенности в родительской защите