Время, когда Чкалов жил на служебной площади и работал в бойлерной, вспоминается с ностальгией. У него было своё жильё, он учился в лучшем вузе страны, учился тому, к чему был склонен и способен. Это была жизнь, не отягощенная серьёзными обязательствами, кроме сдачи экзаменов, что, в конечном счёте, шло ему на пользу. День начинался с обхода домов и включения насосов, затем в бойлерную могли прийти дядя Ваня, второй дядя Ваня, слесари, жильцы дома. Заговорщицки спрашивали:
Ты это, у тебя там как нет ничего?
Делая вид, что не понимает, Чкалов вопрошающе смотрел на них.
Ну там, сам знаешь а то колотит.
Ну-у, будто бы в раздумье, тянул он, взял вчера хотел вечером выпить с товарищем. Только что вот домой не успел отнести.
Ты это продай ведь купишь ещё, когда откроется, а нам во как, дядя Ваня проводил рукой по шее.
Это был тот дядя Ваня, у которого тряслись руки, дёргалась красная в морщинах кожа на шее. Второй дядя Ваня стоял молча, потому как был статусом выше: зять его работал шофером то ли в органах, то ли в посольстве, что не исключало, наверное, и первого. Он был уверен, что у Чкалова есть бутылка, и не одна. В бойлерной, как и первый дядя Ваня, он работал дежурным слесарем и был своим человеком, но этой территорией панибратство и ограничивалось. Однажды по какой-то надобности Чкалову пришлось подняться к нему в квартиру и он был поражен необычным интерьером прихожей сменщика. Чего стоило одно зеркало огромное, с вензелями, в то время как вся ценность имущества Чкалова тогда заключалась в книгах, паре джинов и радиоприёмнике «Рига-101» с колонками.
Посетители выпивали тут же, закусывая принесенной с собой скромной снедью, и подолгу не засиживались. Один дядя Ваня шёл к жене, не уследившей за ним, другой, положив в рот леденец, чтобы перебить запах портвейна, поднимался в свою квартиру с огромным зеркалом в прихожей, остальные также не злоупотребляли гостеприимством, особенно по выходным, когда за ними был особый присмотр в семье. После ухода гостей Чкалов мыл бутылки и, цепляя сложенной пополам верёвкой, выдёргивал через горлышко пробки: за неимением штопора «посетители» вдавливали их внутрь. Пробки были нужны для шторы, которую он намеревался повесить в дверном проёме, ведущем из кладовки в его комнату. Иногда ставил бутылку под струю горячей воды, чтобы отошла наклейка. К сожалению, коллекция наклеек до сего времени не сохранилась.
Заработок на пустой посуде и утренних продажах алкоголя был мелким, но Чкалов справедливо считал: если копейка идёт в руки почему бы её не принять. Курочка по зёрнышку клюёт. Он твёрдо усвоил принцип, которым руководствовался один из персонажей Ремарка, богач Блюменталь: нельзя упускать выгоду, даже если она мизерна. Когда копить становилось скучно, он мог позволить себе решиться на авантюру, связанную с серьёзным нарушением закона. Так, на рубеже 70-х 80-х, когда Чкалов очередной раз устроился в «Союзпечать» киоскёром, товарищ брата, Сашка Гор, работавший на табачной фабрике, предложил ему левак. Это были первые баснословные заработки, требующие лишь готовности пойти на риск. Тут ведь пан или пропал. Сумма выручки, получаемая им каждый день, завораживала, побеждая страх. Гор подвозил ему мешки с сигаретами, он размещал их под кроватью у себя дома, а утром брал часть в киоск и продавал, выставив нелегальную продукцию на витрине. Подошедший спрашивал:
«Ява» у вас какая?
«Ява» могла быть «явской», производства фабрики с одноименным названием, и «дукатовская», качество которой было ниже. Была ещё и длинная, по 80 копеек, «Ява 100», в чёрной пачке, «черносотенная». Последняя не пользовалась популярностью: её надо было сушить перед употреблением.
Явская.
Да? удивлялся удаче покупатель. Дайте блок.
Убрав сигареты в портфель, уходить не торопился.
Надо же! Не знал, что здесь есть. Часто поступает?
Слу-ча-ается.
А там взгляд покупателя становился загадочным, можно, если к девяти буду подходить?
При этом он оставлял на тарелке стоимость пачки с доплатой.
Не надо, отказывался брать деньги Чкалов. Потом рассчитаетесь, а то ведь со счета собьёшься.
Щекотливость ситуации заключалась в том, что ему не нужно было брать за сигареты сверх стоимости: это и так был левый товар. Но не брать значило породить сомнения в его легальности, поэтому отказывался редко.