Ситуативная практика применяется при задержании подозреваемых на короткий срок (до трех суток) и, следовательно, реализуется в условиях дефицита времени. Ситуативная тактика, по В. Журбину, включает следующие приемы работы следователей:
форсированный темп ведения допроса;
разные формы давления (угрозы, нагнетание напряжения, преувеличение тяжести совершенного правонарушения, формирование ложного ощущения о том, что следователь уже все знает и т. п.);
внезапность, перебивки, непонятные паузы или эмоциональные реакции следователя и другие фрустрирующие приемы ведения допроса;
парный допрос с разным распределением функций следователей;
манипулирование Уголовно-процессуальным кодексом.
[Признание, полученное в результате такой тактики] носит также ситуативный характер, когда задержанный признается и дает показания, либо не имея сил сопротивляться, либо потеряв логическую нить аргументов защиты, либо боясь упустить возможность сократить срок наказания, то есть потеряв контроль над ситуацией. В то же время личностно он не согласен со своим признанием, не готов к нему. Поэтому часто на суде обвиняемый, подписавший признание в такой ситуации, отказывается от него50
В познавательном же отношении понятно, что такое признание может выводить следователя как на истинную версию событий, так и на ложную.
Игровая практика включает пять основных приемов:
вовлечение в ситуацию логической дуэли (следователь специально подставляется, выдавая подследственному ряд слабых мест обвинения, с тем чтобы у последнего сложилось ложная надежда на успешную защиту и он на нее пошел;
выдвижение контрверсии, то есть предоставление подследственному возможности строить свою версию событий;
повторение допроса (в расчете, что подследственный забудет детали выстроенной им ложной версии);
создание пустых мест в картине объяснения (чтобы подозреваемый сам заполнил эти места и предоставил следователю дополнительный материал для его игры).
Основная цель этой тактики заключается в том, чтобы дать возможность подследственному исчерпать все ресурсы защиты, сделать ее неэффективной и обессмыслить саму ситуацию защиты51.
Взглянем теперь в целом на характер юридического познания, имеющего место в работе следователя. Каковы познавательные критерии, позволяющие утверждать, что интерпретация следователя может рассматриваться как правдоподобное знание? Таких критериев, очевидно, четыре:
1) убедительность и правдоподобность выстроенной версии (интерпретации), что, конечно, включает в себя эмпирическую верификацию, то есть подтверждение версии имеющимися и найденными в ходе следствия фактами;
2) законность следственной деятельности;
3) серьезная работа с критикой и контркритикой имеющихся версий;
4) исчерпанность ресурсов следователя: работы с подследственным, построений версий, их критики и контркритики, сбора фактов и прочее.
Нетрудно сообразить, что вопросы следователя должны удовлетворять разобранной здесь логике и процедурам юридического мышления. Например, чтобы проверить намеченную в ходе следствия версию правонарушения, следователь спрашивает подозреваемого, где он находился в такое-то время, что он делал, почему именно то, на что тот указывает, как он может подтвердить свои показания и прочее. Чтобы укрепить данную версию, он задает как бы от имени адвоката или судьи самому себе ряд трудных вопросов. Почему я решил, что события разворачивались именно так, а не иначе? Как объяснить малое число доказательств? Разве нельзя предположить в этом случае, что было не правонарушение, а несчастный случай или что-то еще? Для преодоления защиты подследственного могут быть заданы другие вопросы. Как вы объясните отсутствие алиби? Не проще ли сознаться и тем самым смягчить себе наказание? Почему вы не видите, что ваша игра проиграна и вы запутались в показаниях? Разве вам не хочется сознаться и прекратить этот ужас?
И ответы, естественно, обусловлены этой логикой и процедурами. Часто подследственный выстраивает защиту, стараясь контролировать множество элементов ситуации. Он тщательно избегает разговоров на опасные для него темы, отвечает на вопросы следователя таким образом, чтобы не привлечь к ним внимание, напротив, зацикливается (застревает), не замечая того, на других темах, наконец, возражает против «произвольного» и опасного, как он считает, истолкования следователем излагаемых подследственным событий. Профессор Л. Б. Филонов считает, что оборона подследственного разрушается в том случае, если удается разгадать его тайну (то есть скрываемое обстоятельство), причем достаточно одного звена контролируемой системы, а далее возникает эффект домино и защита как бы теряет смысл. Именно на это направлены вопросы следователя. Скрываемое обстоятельство, объясняет Филонов, является рациональным моментом. Если этот момент раскрыт, то настаивание на нем противоречит рациональной логике. Подозреваемый испытывает фрустрацию и предпочитает сознаться и рассказать о том, что было на самом деле52. Это позволяет предположить, что в определенном смысле работа следователя сводится к переводу подозреваемого из, условно говоря, закрытой коммуникации в понимающую коммуникацию.