Гадость какая.
Но ведь кто-то же отравил парня.
Или все-таки самоубийство? Самоубийство оформить легче, с другой стороны чутье, то самое чутье, которым Эгинеев тайно гордился, подсказывало, даже не подсказывало, а орало во весь голос самоубийством здесь и не пахнет.
Чересчур красиво, чересчур изысканно для самоубийства и совершенно, совершенно неправдоподобно
Начальство настаивает на закрытии дела и вряд ли похвалит за проявленную инициативу. А если Аронов пожалуется
Ладно, Бог даст, обойдется.
ХимераКлиника пластической хирургии, куда я попала благодаря Ник-Нику исправлять форму глаз и форму губ совершенно не походила на больницу. Санаторий, дом отдыха высшей категории, но не больница. Улыбчивые, вежливые до невозможности медсестры, строгие врачи с интеллигентными лицами, четырехразовое питание, спортзал, бассейн, солярий, диетолог, тренер всего и не перечислишь.
Не знаю, в какую сумму влетело Аронову мое пребывание в этом раю, но я наслаждалась каждой минутой, педагогов нет, Лехина нет, Ник-Ника нет. Зато есть тишина и покой. И врачи здесь хорошие, внимательные и профессионалы ко всему. Они с моим лицом что-то такое сделали: опухоль уменьшилась, кожа перестала шелушиться и цвет с темно-бордового стал просто красным, ну, будто щеку свеклой натерли. Нет, выглядела я по-прежнему ужасно, но уже не так ужасно, как раньше. Сложно объяснить, но и уродство имеет свои степени. В общем, благодаря усилиям врачей я стала чуть менее уродливой, чем раньше. Плюс сбросила три килограмма, немного загорела в солярии, привела в порядок волосы и ногти. Благодать.
Сегодня, правда, последний день этой благодати: возвращаюсь в уютный дом Аронова, к занятому Ник-Нику, раздраженному Лехину и вечно недовольной Эльвире.
Аронов грозился лично забрать меня из больницы: ему не терпелось увидеть результат. Я ждала приговора со страхом и надеждой: от Ник-Ника зависела моя дальнейшая судьба или пан, или пропал.
Что они сделали с твоей кожей? Заорал Аронов с порога. Да что же это такое? Никому простейшего дела нельзя доверить!
Что не так?
Что? Она еще спрашивает «что не так»?! Да ты Ты видела себя в зеркале?
Каждый день, вопли Аронова раздражали, его что, возмущает тот факт, что мне немного помогли? Значит, он хотел, чтобы я оставалась полной уродиной?
Ты загорела. Господи боже ты мой, осень на улице, дождь целыми днями, а ты загорела!
Я в солярий ходила.
Дура! Ник-Ник сел на кровать и вытер вспотевший лоб платком. Какая же ты дура, Ксана. В солярий она ходила добровольно загубить такую кожу
А по-моему стало лучше.
Лучше? Да у тебя была замечательная, удивительная белая кожа.
Как у утопленницы.
Белый фарфор, Аронов мое замечание не услышал, лунный свет и извечная тайна ночи Утопленница
Нет, все-таки услышал.
На утопленницу ты теперь похожа. Вернее, на недожаренную курицу с пупырчатой шкурой цвета прокисшего майонеза.
А мне кажется, стало лучше, возражала я по привычке и еще потому, что было стыдно: Ник-Ник так старался ради меня, столько денег вложил, а я взяла и испортила всю затею. Сейчас Аронов встанет, швырнет паспорт и скажет, что я свободна и могу возвращаться в свои катакомбы. А я не хочу в катакомбы.
Я хочу стать красивой.
Лучше Можно подумать, ты знаешь, что для тебя лучше. Ник-Ник поднялся. Ладно, сам виноват, что не предупредил. На будущее, Ксана, солнце твой враг.
Представить себя вампиром? Я уже поняла, что прогонять меня пока не будут, и осмелела. В конце концов, я действительно не знала, что загорать нельзя, а врач сказал, что, если ходить в солярий, то рубцы быстрее заживут.
Если хочешь. Ник-Ник был спокоен и отрешен. С кожей разберемся да ты собралась?
Давно.
Тогда чего сидишь? Вперед давай. Хотя, стой, совсем забыл, это тебе. Аронов протянул целлофановый пакет пронзительного желтого цвета. Надеюсь впору придется.
Маска?
А ты бальное платье ждала? Рановато Да, Ксана, еще одна выходка, ну, вроде солярия, и с мечтой о бальном платье придется попрощаться. Ты все еще хочешь стать красивой?
Пальцы теребили пакет, но не решались достать маску. Там, внутри пакета, она казалась чем-то далеким и неприятным, как визит к стоматологу, а выпусти ее наружу и ничего нельзя будет изменить. Впрочем, я ничего не хочу менять. Разве что, убрать синие льдинки из глаз Ник-Ника.