Говорили, что вы исчезли.
Уехал, всего-навсего уехал по личным делам, а парень взял и скончался. Неприятно, черт побери. Знаете, многие творческие люди благоговеют перед смертью, ищут за последней чертой некую истину. Откровение, абсолютное знание, но я не из таких. В этом отношении я совершенно стандартный, среднестатистический представитель вида Homo sapiens, который боится смерти и старается с ней не сталкиваться. Именно поэтому я и сожалею, что был знаком с Романом. В этой откровенности Аронова было что-то в крайней степени неприличное, сродни тому, как рассказывать о болезнях незнакомому человеку. В дверь печальной тенью проскользнула горничная насколько Эгинеев знал, неприметные девушки в строгих невыразительных платьях именуются горничными. Девушка толкала перед собой стеклянный столик на колесиках.
Кофе? Чай? Любезно предложил Сафрнов.
Кофе, пожалуйста. Некоторое время сидели молча, дожидаясь, пока девушка, разлив по крошечным чашечкам ароматный напиток, удалится. Кофе был изумительный: крепкий, горячий, с тонким привкусом шоколада.
Коньяк?
Нет, спасибо.
На службе не употребляете?
Вообще не употребляю. Эгинеев вздохнул: его взаимоотношения с алкоголем были сложными, запутанными и служили еще одной причиной дурацких шуток со стороны коллег. Пить Эгинеев не умел совершенно, ладно водка, но ведь и рюмка какой-нибудь сладкой пакости, до которой так охоч женский пол, вызывала моментальное опьянение с тошнотой, потерей координации и последующей головной болью.
Это хорошо, что не употребляете, а я вот, знаете ли, иногда позволяю себе отдохнуть. Без хорошего отдыха нет хорошей работы. Итак, давайте вернемся к нашему барану. Рома, Ромочка, Роми. Вычурная «Р», обрамленная виноградной лозой
В смысле?
У него эмблема такая была: «Р» и лоза. Означало Роми.
Зачем?
А зачем клеймо ставят? Или подпись под картиной? Чтобы знали, чье творение. Ну сами посудите: кто купит вещь от Романа Сумочкина? Никто. А скромная ну, относительно скромная, буковка совсем иное дело.
Ничего не понимаю. Эгинеев и вправду ничего не понимал. Почему нужно выдумывать какой-то псевдоним? Почему покупают вещи «от Зайцева», но не станут покупать «от Сумочкина»? Глупо. Еще более глупо, что этот тип, Аронов, похожий на соседа-Ваську, с небрежной легкостью оперирует слабовразумительными образами мира высокой моды. Кофе давно остыл, серебристая салфетка, впрочем, как и вся окружающая обстановка, выглядела претенциозно и словно намекала, что пора бы чужаку отправиться восвояси. Этот дом слишком хорош для обычного капитана, да и Аронов не тот человек, с которым можно было бы поговорить запросто. При других обстоятельствах хотя, какие еще обстоятельства, кроме расследования могли привести его сюда Кэнчээри давно ушел бы, но не сейчас. Сейчас надо вытянуть из Аронова все, что тот знает о погибшем, а Аронов молчит, и за молчанием его чудится насмешка.
Ладно, пора перехватить инициативу в свои руки, и откашлявшись, Эгинеев спросил:
Значит, Роман Сумочкин работал на вас, но продавал информацию конкурентам, поэтому вы хотели его уволить.
Дневник одного безумца.
Он что-то подозревает. Он хитер, хоть и кажется простоватым, открытым парнем. Ты должна знать, сколь лжива эта маска. В нашем Арамисе нет ни грамма простоты.
Помнишь девятый класс? Мы, улучив момент, залезли в журнал и выправили оценки очень хотелось закончить год, если не на отлично, то хотя бы без троек. Кто участвовал? Я, Портос и он. Мы трудились над журналом, а Арамис стоял на стреме, это был его план, гениальный, как нам тогда казалось. А на деле что вышло? Он потом клялся и божился, что не виноват, что Матрешку, нашу завуч, заметил слишком поздно, якобы он даже пытался отвлечь ее разговором, но не вышло. Но почему тогда мы не услышали голосов? Почему наказали только нас с Портосом? Почему никто не заподозрил Арамиса? Уж не потому ли, что вся эта история с журналом подстава? Спросишь, зачем? Отвечу. Нас с Портосом приговорили к трудовым работам, мы весь июнь полы в школе мыли, да задачки по математике решали, а Арамис с тобой по гулял. Кафе, кино, речка Ему и в голову не пришло предложить свою помощь, он ведь не настолько благороден, как наш тихоня-Атос, который каждый день в добровольном порядке являлся в школу, чтобы вместе с нами драить эти чертовы коридоры. А где был Арамис?