Я тупо пялилась в монитор, пустая трата времени, в голове пустота, на душе гадко, но Ник-Ник шуршал газетой, и приходилось делать вид, будто я очень занята. Слишком занята для разговоров. Обсуждать статью? Господи, какое может быть обсуждение. Ник-Ник принадлежит другому миру, на благодатных подиумах которого пасутся стада стройных манекенщиц, в окружении фотографов, гримеров, парикмахеров и иже с ними. В том мире Аронов король, вместо скипетра игла, а в качестве державы голова от манекена.
Попросить его, чтобы взял? Он же король, он может, он согласится, ведь обязан мне жизнью, но смысл? Я и красота разные полюса планеты, это как кислота и щелочь, анод и катод, яд и противоядие. Проще уж жить, как раньше, Ник-Ник уйдет и все возвратится на круги своя.
Оксана.
Да?
О чем ты думаешь? голос ласковый, как у инквизитора, который уговаривает очередную ведьму одуматься и, отринув Диавола, возвратиться в лоно Матери-Церкви. Тебе не надоело здесь жить?
А есть варианты?
Я могу купить квартиру.
Надо же, какая щедрость. Деньги некуда девать?
Я перед тобой в долгу. Ник-Ник сел на кровати и, поддерживая здоровой рукой простреленное плечо, пробурчал: Если бы не эта дыра, меня бы пристрелили.
Надо же, какая жалость. Мне упорно хотелось с кем-нибудь поругаться.
Не знаю, как для тебя, но для меня аргумент весомый. Или хочешь, машину подарю? Шубу? Аквариум с рыбками? А вообще, давай так: загадай желание, а я исполню.
Любое?
Любое.
Хорошо, я почувствовала дикое желание сделать гадость, значит, этот самодовольный чудак полагает, будто сумеет выполнить любое мое желание? Что ж, раз так, пусть получает. И зажмурившись от собственной смелости, я загадала:
Сделай меня красивой!
ЯкутЛеля по паспорту звалась Ольгой, Рязиной Ольгой Станиславовной, одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года рождения. В отличие от Революции Олеговны Леля боялась всех и вся: трупа в ванной, милиции, грядущего допроса и неотвратимого, как лавина по весне, разговора с Петроградской, которая тут и гадать нечего велит убираться прочь. Все нехитрые мысли крупными буквами отпечатывались на заплаканном личике.
А Леля, пусть и не красавица в полном смысле слова, но очень даже симпатична. Черты правильные, вот разве нос слегка длинноват, губы тонковаты, а брови чересчур выщипаны, даже не брови, а два прилипших ко лбу мышиных хвостика. Но, наверное, так модно. В моде Эгинеев не разбирался совершенно, просто время от времени замечал, что девочки, девушки и женщины, не зависимо от внешности, особенностей фигуры и возраста, вдруг хором одевались в сверхкороткие юбчонки, или начинали испытывать коллективную любовь к разноцветным колготкам, или брюкам непонятной длины не штаны и не шорты. Подобные "природные" явления забавляли Якута, но в трогательных мышиных хвостиках на полудетском личике Лели не было ничего забавного. Пора начинать разговор, а то она снова заплачет, уже не от жалости к погибшему Роману, а со страха.
Вас скоро можно будет поздравить с юбилеем, Ольга Станиславовна.
Что? Испуганный взмах ресниц, розовые пятна на щеках становятся ярче, нижняя губа подозрительно дрожит, меж бровей залегла глубокая складка.
Я смотрю, у вас скоро день рожденья.
Десять дней. Складка разглаживается, да и губа перестает дрожать.
Двадцать лет, первый юбилей, мои поздравления.
Спасибо.
Где праздновать собираетесь?
В "Маяке", это кафе такое.
Хорошее?
Мне нравилось. Леля почти успокоилась. Там, как на самом настоящем маяке, и Рома любит любил Одинокая слезинка скатилась по щеке. Не дожидаясь вопроса, Леля продолжила. Рома классный был. Что мне теперь делать ума не приложу. Он меня на работу устроить обещал.
Куда?
К себе, в «лЭтуаль», знаете, сколько там модели получают?
Нет.
Много. Хлюпнула носом Леля. «лЭтуаль» это то же самое, что Шанель во Франции, это даже лучше, потому что конкуренции нет. У Ник-Ника самые классные модели, если бы Ромка меня устроил в «лЭтуаль», то, считай, карьера сделана. А теперь что?
Не знаю. Совершенно искренне ответил Эгинеев, который ну совершенно не понимал, о чем идет речь. Кто такая «лЭтуаль» и почему у нее конкуренции нет. Про шанель Якуту слышать доводилось от Верочки, испытывавшей нечто сродни благоговению ко всему французскому. Слова «Шанель», «Диор», «Гуччи» и иже с ними вызывали у Верочки острые приступы зависти ко всем счастливицам, которые могут позволить себе покупать подобные вещи, а не только вздыхать, рассматривая модные журналы. Но «лЭтуаль», про «лЭтуаль» Верочка ничего не говорила. Впрочем, Кэнчээри редко прислушивался к болтовне сестры. Нужно будет спросить. Обязательно нужно будет спросить.