— Но выгнать ребенка? Как он мог? Как? Он должен был знать! Он должен был знать, что я совсем беспомощна!
Она неловко поставила свой почти пустой стакан — он звякнул — и уронила голову на стол.
— О Господи, Аласдэр! Он этого и хотел!
Аласдэр подошел к ней и обнял за плечи. Он больше не был уверен, что стоило давать ей виски.
— Вам надо сесть, Эсме, — сказал он, оглядывая комнату. — Бог мой, ни одного нормального стула!
Она подняла голову и посмотрела на маленькие стульчики, как будто впервые увидела их.
— Там, — сказала она глубоким горловым голосом.
Он безрассудно последовал за ней в ее спальню. Ее постель под пологом была уже разобрана, за каминной решеткой горел огонь. Другая, маленькая, кроватка была пуста. Эсме остановилась около нее и побледнела.
Аласдэр взял ее за локоть и увел к креслам, стоявшим у камина.
— Спасибо, — сказала она. — Вы очень добры. Я не знаю, почему я раньше думала по-другому.
Аласдэр бросил на нее настороженный взгляд.
— Даже сатана смотрится по-другому сквозь дно стакана, — пробормотал он. — Почему вы не садитесь, моя дорогая?
Она обхватила себя руками и водила ладонями вверх-вниз, как если бы ей было холодно.
— Я не в состоянии стоять на месте, — вырвалось у нее. — У меня такое чувство, что я могу взорваться.
Он осторожно обнял ее за плечи.
— Эсме, с Сорчей все будет в порядке, — утешал он ее. — Она поправится.
— Но, Аласдэр, почему вы так уверены? Он сжал ее крепче и слегка потряс.
— Она поправится, Эсме. Я знаю это. Я верю в это.
Эсме всхлипнула, издав глубокий, горестный звук, и упала ему на грудь, ее руки обхватили его шею. И вот он уже снова держал ее в руках, в который раз за этот ужасный день. Эсме рыдала, уткнувшись в его рубашку, как будто сердце ее разрывалось на части. Аласдэр ослабил объятие и губами прикоснулся к ее виску.
— Тсс, успокойтесь, моя милая, — шептал он. — Все хорошо. Поверьте мне, Эсме. Просто поверьте мне.
Поверить ему? О чем это он?
Но вместо того чтобы с негодованием оттолкнуть его, Эсме тяжело вздохнула и кивнула.
— Когда вы говорите это, я верю, — прошептала она. Он понимал, что с ее стороны было глупо доверять ему, нераскаявшемуся и упорствующему грешнику. Но в эту минуту он хотел, чтобы она ему верила. Он хотел заслужить доверие, потому что вдруг увидел по глазам Эсме, как отчаянно она в этом нуждалась. Она прижалась щекой к его груди.
— Аласдэр! — Ее просьба была такой робкой, что он едва услышал. — Обхватите меня руками на минуточку. Пожалуйста.
И он обхватил ее и прижал к себе. Он наклонил голову, намереваясь снова поцеловать в висок. Но она смотрела на него широко раскрытыми, ждущими глазами. Она издала какой-то слабый, ласковый звук, скорее это был вдох, и как-то так получилось, что он склонился ниже. Их губы встретились — случайно, он мог бы в этом поклясться, — и она всей тяжестью своего тела приникла к нему, безмолвно умоляя о чем-то.
Но в Аласдэре, наверное, еще оставалась капля благородства. Он поднял голову и вопросительно посмотрел на нее.
— Аласдэр, виски здесь ни при чем, — шепнула она. — Я не настолько опьянела, чтобы не понимать, что я делаю.
Еще одна слезинка выкатилась из-под ее ресниц. Он безотчетно наклонился и губами смахнул ее. Эсме снова издала короткий жалобный звук, и одна ее тонкая рука обвилась вокруг его шеи.
Он смотрел на ее лицо, словно вырезанное из слоновой кости, залитое слезами, и убеждал себя, что нельзя отказать ей в минуте утешения. Поэтому он позволил себе осторожно передвинуть руку с плеча Эсме на спину и успокаивающе погладить ее вверх-вниз; это принесло ему небольшое облегчение. Спрятав лицо в ее волосы, он вдыхал неповторимо прекрасный аромат, знакомый аромат вересковых пустошей. Дома. Самой Эсме.
Она нетерпеливо поднялась на цыпочки и потянулась к нему губами, отчего голова у него пошла кругом. Он помнил о ее невинности и поцеловал легко и нежно. Но это было не то, чего она хотела.