Через какое-то время Сорча заерзала, явно собираясь спуститься по ноге вниз, и Маклахлан поставил ее на землю.
Сорча прошла немного вниз по холму и снова принялась рвать цветы. Маклахлан проследил взглядом за очередным проехавшим мимо всадником.
— Скоро здесь соберется все светское общество, — наконец пробормотал он. — Мне лучше уйти.
От этих слов сердце Эсме упало. Ее палец сам собой оказался под ожерельем из жемчуга. И — вот беда! — что-то треснуло.
— О нет! — вскрикнула она, когда жемчужины посыпались вниз. — Мамино ожерелье!
— Проклятие! — вырвалось у Аласдэра, увидевшего, как жемчужины запрыгали по скамейке и попадали в траву.
Эсме начала искать жемчуг в складках своей юбки.
— Не двигайтесь, — потребовал Маклахлан. Он уже был на коленях и выискивал жемчужины среди травы. — Не дайте упасть тем, что остались на нитке. Вот еще, у вас есть карман?
— Да, спасибо! — Эсме одной рукой прижала нить к груди, а другой взяла протянутую ей горстку бусин. — Это мамино ожерелье, доставшееся ей по наследству. Она отдала его мне в день семнадцатилетия. Какая я идиотка!
— Мы сможем собрать почти все, — утешал он ее. — Я знаю ювелира, который починит его.
Но через долю секунды ожерелье было забыто. Эсме подняла глаза и вскрикнула.
Аласдэр не помнил, как вскочил на ноги. Как ринулся вниз по холму. Время изменило свое течение — он бежал, стараясь опередить приближающийся фаэтон. Сидевшие в нем весело болтали, подставляя лица проглянувшему солнцу. Они совсем не смотрели на дорогу. Никто не видел ребенка, бегущего к воде с раскинутыми руками.
— Сорча! — Крик вырвался из его легких и затерялся в звуке цокающих копыт.
Но Сорча не знала страха. Все произошло очень быстро. В последний момент лошадь шарахнулась к озеру. Фаэтон дернулся вправо, едва не опрокинувшись. Вокруг стоял крик. Кричала Эсме. Кричала Сорча. Он сам кричал. Заржала лошадь. Копыта придвинулись ближе, и Сорча упала. Он увидел неумолимо приближающееся вращающееся колесо. Как-то ему удалось схватить Сорчу, и карета проехала мимо, оборвав клочки желтого муслина и кружева. У него на руках лежал ребенок, неподвижный и окровавленный.
С бьющимся сердцем он положил девочку на землю. Эсме все еще повторяла: «Сорча, Сорча». Стоя в траве на коленях, Аласдэр обхватил руками голову девочки.
— Сорча! — хрипло сказал он. — Сорча, открой глазки!
— Боже мой! Боже мой! — Эсме упала рядом с ним на колени. — О, Сорча!
Аласдэр чувствовал, что лишается сил. Мужчины, жестоко пострадавшие в кулачном бою, и едва оставшиеся в живых дуэлянты — ничто по сравнению с этим. Похоже, дело было плохо. Очень плохо. Из раны на голове девочки текла кровь. Левая ручка была неестественно вывернута. Муслиновая юбочка наполовину оторвана от лифа. Аласдэр оказался слишком медлительным.
Эсме рыдала в истерике и гладила волосы на лбу девочки.
— Она… Господи, она?..
Аласдэр уже приложил пальцы к горлу ребенка.
— Пульс, — выдохнул он. — Я чувствую пульс.
Он слышал голоса, словно бестелесные, но резкие, и видел фаэтон, удалявшийся через ворота в направлении Найтсбриджа.
— Поехали за врачом, — произнес напряженный голос у его локтя. — Боже, мы не видели ее! Мне так жаль. Бедное дитя!
Крики привлекли внимание дородного констебля. Он присел на корточки рядом с Эсме, взял ее за руку и слегка отстранил.
— Сейчас, сейчас, мисс, — осторожно предупредил он. — Не надо трогать ее. Подождите врача. Он проверит, целы ли кости и все такое. Да, хорошая девочка!
— Но ее рука! — рыдала Эсме, закрывая рот обеими руками. — Боже мой, посмотрите на ее руку!
— Может быть, и перелом, —.согласился констебль. — Но, возможно, просто вывих. Молодые косточки хорошо заживают, мисс! Ну-ну, полно! Спокойно ждите.