Она чувствовала под своими ладонями, как подрагивали мышцы его спины, словно у нетерпеливого жеребца.
Она чуть отвела рот.
— О Боже, — прошептала она.
Его губы теперь скользнули вдоль ее щеки, потом к подбородку и вдоль нитки жемчуга на ее горле. Тяжелая теплая рука двинулась вниз по ее спине, ниже, еще ниже, пока не оказалась на бедре; ставшая горячей рука описывала круги, сжимала бедро через ткань юбок.
Господи, она так устала от одиночества. Она жаждала прикосновений другого человеческого существа. Она жаждала этого. Эсме отдалась побуждению прижаться к нему. Она смутно сознавала, что поступает дурно. Глупо. Но ее пальцы жадно впивались в шелк на его широкой спине.
В ответ Маклахлан просунул пальцы в ее распустившиеся волосы и поглаживал их, успокаивая ее одновременно с мягким натиском. Он нежно наступал, целуя и покусывая ее горло, пока его губы не оказались на изгибе ее шеи. Пока она не потеряла способности противиться любой его просьбе. И все же он колебался.
— Не надо, — прошептала она.
— Не надо?..
Эсме пыталась покачать головой.
— Не надо останавливаться, — задыхалась она. — Пожалуйста.
Но было поздно. Его теплый рот больше не прижимался к ее шее. Только слышалось тяжелое дыхание. Медленно он поднял голову и посмотрел на нее. Яркие лучи солнца упали на его плечо, золотом вспыхнули его волосы. И это сияние привело ее в чувство.
— Эсме. — В его глазах стояло отчаяние. — О, Эсме, Боже, я…
Она медленно отодвинулась, молча, охваченная ужасом. Его руки скользнули вниз вдоль ее рук до локтей, а затем упали. Он оторвал от нее взгляд. Утреннее солнце высвечивало его силуэт. Казалось, это фигура ангела. Как будто Люцифер спустился, чтобы соблазнять и мучить. И он был им! Боже, что она наделала?
Эсме повернулась и побежала.
Когда Эсме ворвалась в классную комнату, она застала там Лидию, которая, стоя на коленках, складывала с Сорчей кубики с алфавитом.
— Ну, мисс Гамильтон, — сказала она, — маленькая мисс проснулась и на редкость в хорошем настроении.
Эсме дико посмотрела на нее.
— Спасибо, — сумела произнести она. — Я… я буду через минуту.
Игнорируя вопросительный взгляд Лидии, Эсме прошла в свою спальню. Она закрыла за собой дверь и привалилась к ней. Боже. О Боже! Руками зажала рот. Что она наделала? Почти отчаянно она оглядела комнату и краем глаза увидела свое отражение в зеркале. Волосы в беспорядке. Лицо мертвенно-белое. Каждый, у кого есть хоть капля разума, мог догадаться, что с ней было.
Эсме отвела глаза. Господи! И почему в этой комнате так холодно? Она дрожала, растирая руки. Она все еще чувствовала теплоту его ладоней на своих предплечьях, помнила, как неохотно упали его руки, когда она отступила.
Эсме горько рассмеялась. Конечно, ему не хотелось отпускать ее! Она была для него подарком, доставшимся без всяких усилий. Спелой сливой, неожиданно упавшей в руки. Какой мужчина скажет «нет» идущему в его руки удовольствию? Уж конечно, не Аласдэр Маклахлан. Скорее всего он за всю жизнь ни разу не отказал себе в легкодоступном наслаждении. Теперь он, конечно же, будет надеяться набольшее. Ее вина. Она уступила своим чувствам, а они предали ее.
«Какова мать, такова и дочь».
Лицо Эсме горело от стыда. Именно это, конечно, думает сейчас Маклахлан. И он прав. В этом заключается ее, Эсме, секрет. Ее страх. Ее стыд.
Она никогда не будет такой красавицей, как ее мать. Нет, их сходство гораздо глубже. Безрассудность. Горячность. Вспыльчивость. Колючий язык. И еще. Это мучительное желание. Это глупое чувство одиночества, которое пронзает сердце холодным страхом, превозмогающим здравый смысл запреты. «Какова мать, такова и дочь». Боже, как она ненавидит эти слова.
Внезапно раздавшийся визг оторвал Эсме от горестных мыслей, вернул к реальности.