— Я просто не знаю, что сказать.
— Как насчет «Я буду вечно признательна вам»? — предложил он. — Или«Я ваша преданная раба»?
Эсме не понравилось, как были произнесены эти слова, с излишней теплотой в голосе и как-то двусмысленно.
— Не думаю.
Маклахлан медленно и лениво пожал плечами.
— Тогда, может быть, вы просто нальете мне еще кофе, — предложил он. — Моя чашка пуста вот уже десять минут.
Эсме посмотрела на стол, несколько смущенная своей оплошностью. Его чашка стояла пустая на краю стола. Он взялся за чашку и подтолкнул ее к Эсме. Она инстинктивно схватилась за кофейник. Но как-то так получилось, что жидкость пролилась мимо, и следующее, что запечатлелось в ее сознании, — Маклахлан отдергивает руку и проливает кофе на свой замечательный костюм. «Боже мой!» — вскрикивает он.
Что было дальше, она потом толком не могла вспомнить. В ее руке оказался носовой платок, а она стояла на коленях у его кресла и прикладывала платок к его жилету прекрасного соломенного цвета, совсем не думая, как это может выглядеть со стороны.
— Простите меня! — Эсме яростно терла шелк. Маклахлан откинулся в кресле, чтобы оценить ущерб.
— Черт, горячо!
— Ой, я ошпарила вас? — жалобно спросила она. — Вам больно? — Ей вдруг захотелось заплакать. Это было последней каплей.
— До свадьбы заживет. — Его сильная теплая рука легла на ее плечо. — В самом деле, мисс Маклахлан, все в порядке. Пожалуйста, перестаньте тереть и посмотрите на меня.
Эсме подняла глаза.
— О нет! — Его шейный платок тоже пострадал. — Ой, он испорчен! — Она перебирала складки платка, будто это могло помочь.
Маклахлан отвел ее руку в сторону, но продолжал удерживать ее в своей руке.
— Бывало и хуже, — сказал он, наклоняясь над ней так низко, что от его дыхания слегка шевелились ее волосы. — Мисс Гамильтон, встаньте с колен — прежде чем кто-нибудь заглянет сюда и сделает неправильный вывод, что, если учесть мою репутацию, весьма вероятно.
Смысл его слов не доходил до нее.
— Простите?
Маклахлан вздохнул, затем толчком отодвинул кресло назад и поднялся, одновременно подняв ее. Теперь они стояли совсем близко друг к другу. Ее голова едва доставала до его груди, ее рука все еще оставалась в его руке. Некоторое время он не двигался, глядя на их переплетенные пальцы.
— Моя дорогая мисс Гамильтон, — наконец начал он. — Д-да?
Его рот искривился в улыбке.
— Надеюсь, я не пострадаю, если скажу, что из всех людей, обкусывающих ногти, коих мне приходилось знать, вы самая безжалостная к собственным ногтям.
Ее лицо запылало. Она выдернула руку и спрятала ее за спиной.
Он успел схватить другую руку и твердо удерживал ее.
— Да-а, — произнес он, внимательно разглядывая ее пальцы, — я вообще не уверен, что это ногти.
Она попыталась высвободить руку, но негодяй только насмешливо улыбался.
— Вы, мисс Гамильтон, стараетесь вовсе избавиться от них, — продолжал он, не спуская глаз с ее руки. — Они отступают, как французы из Москвы.
Эсме все еще была в смятении оттого, что облила его горячим кофе.
— Это ужасная привычка, — призналась она, пытаясь высвободить руку. — Хотела бы я знать, как избавиться от нее.
Он перевел взгляд на ее лицо и долго не отрываясь смотрел на него.
— Что мне хотелось бы знать, так это отчего вы в такой тревоге, что обкусываете свои ногти до мяса?
Он, казалось, не собирался выпускать ее руку, хотя и удерживал ее очень деликатно.
— Эсме. — В его голосе она услышала упрекающую заботливость. — Моя дорогая, вы действительно сильно обеспокоены. Почему? Как я могу вам помочь?
Она вдруг почувствовала, что подбородок у нее дрожит.
— Не смейте, — прошептала она, отводя глаза в сторону. — Не смейте жалеть меня.
Его глаза оживились.