И, — добавила я, пожалуй, с излишней резкостью, — я никакая не малышка.
Взгляд Ника медленно проследовал по моей , фигуре сверху вниз, не упуская ничего. Он разглядывал мои роскошные черные волосы, зеленые глаза, бледную кожу. Взгляд его был пристальным, и я изо всех сил старалась не дрогнуть под ним. Николаса окружала аура скрытой силы, властности, чего я никогда не ощущала прежде. До меня не сразу дошло, что в те минуты, когда я разглядывала Николаса Уиндхэма, лорда Уиндхэма, графа Малхэма, я смотрела на него издалека, из-за двери, из-за изгороди, со стены Мак-Бейна.
Он заметил, что губы мои дрогнули в улыбке.
— Улыбка вам чрезвычайно к лицу, — сказал он тихо. — Завидую вашей памяти, мисс Рашдон. Надеюсь, ваши воспоминания приятные?
— Не всегда, — ответила я правдиво.
— Но даже плохие воспоминания все-таки лучше, чем отсутствие памяти.
Заинтригованная, я смотрела на него.
— Вы очень красивая молодая женщина, — продолжал Николас. Теперь его голос казался мне хрипловатым, полным томления. — Однако, если я приму решение принять вас на службу, вам придется расстаться с этим одеянием. — Он указал на мое унылое серое платье. — Этот цвет вам совершенно не подходит, — добавил Николас.
На этот раз мои щеки зарделись от возмущения. У меня не было возможности привередничать, и выбор туалетов был весьма ограниченным.
— Ваш шерри, милорд, — послышался монотонный голос вошедшего Реджинальда.
Слуга поставил бокал на письменный стол, потом повернулся ко мне и подал чай.
Я воспользовалась случаем, чтобы задать Николасу вопрос, прозвучавший, должно быть, слишком резко:
— Если вы проводите такой тщательный осмотр, милорд, может быть, вы для порядка уж проверите и мои зубы?
— Ваши зубы, мисс, меня совершенно не интересуют. Я не изображаю их на своих картинах…
Поднося напиток ко рту, Николас с улыбкой посмотрел на меня. Одна его черная бровь вопросительно изогнулась.
Реджинальд за моей спиной тихо закрыл дверь, оставив нас снова вдвоем. Николас продолжал разглядывать меня, заставляя испытывать смущение и неловкость. Я заерзала на стуле, боясь, что горячий чай из тонкой фарфоровой чашки прольется мне на колени. Я смотрела на дымящийся ароматный напиток, стараясь унять сердцебиение и думая о том, что воздух в комнате стал нестерпимо тяжелым.
— Кто вы? — спросил Николас так внезапно, что я вздрогнула, и серебряная ложечка звякнула о блюдце.
— Меня зовут Ариэль Рашдон из Кейли. Я не замужем…
— Я так и думал. Не странно ли для такой женщины… — Он запнулся. — Сколько вам лет?
— Мне двадцать три.
— Вам бы уже следовало быть замужем и обзавестись кучей пострелят.
«Пострелят»? Это слово показалось мне странным в его устах. Я продолжала пить чай, обжигаясь горячим напитком.
— Готовы ли вы распроститься с этим чудовищным платьем за сумму, скажем, в три шиллинга в неделю, плюс кров и стол, конечно?
— Не угодно ли вам перестать меня оскорблять? — спросила я сухо. — Готовы вы поклясться, что единственная ваша цель — получить натурщицу, которая бы позировала для ваших портретов?
Я моргала, стараясь выглядеть как можно более удивленной.
— Вы должны быть готовы к тому, мисс Рашдон, что мне может заблагорассудиться нарядить вас в кружева и оборки и отправиться с вами в оперу в Аондоне. Хотелось бы рассчитывать на то, что вы будете улыбаться и делать вид, что не слышите, о чем говорят за вашей спиной, прикрываясь веером из перьев. Потому что говорить будут. Они постоянно чешут языки у меня за спиной и не стесняясь смотрят мне в лицо. Они будут пялиться на вас, будто вы Мария-Антуанетта, готовящаяся взойти на гильотину. И вы услышите сплетни, которые, без сомнения, вас расстроят.