И они получат помощь, добавил Большой Медведь, от своих сородичей людей с Красной реки, которые скоро будут здесь, потому что они уже идут сюда, их больше пяти сотен под предводительством своего могучего вождя, Риэля.
Так мы впервые услышали о метисах, потомках французов и кри, которые находились в нашей части страны, и еще более упали духом. Сильные и агрессивные пикуни их тоже терпеть не могли, и мы очень боялись, что не сможем удержать их от того, чтобы схлестнуться с ними.
Мы решили, что у нас есть единственный выход из этой ситуации. Нужно посоветовать пикуни не приходить сюда на зиму и оставаться там, где они были сейчас у гор Медвежье Лапы, где они так же могут охотиться для своего пропитания. Сделать это мог только Кипп, потому что Белый Теленок, вождь пикуни, всегда прислушивался к его советам, которые касались дел в племени. Так что Кипп покинул наш лагерь и через неделю вернулся, более чем довольный. Пикуни не только останутся там до весны, но весной, перед тем как вернуться в свою резервацию, продадут большую часть своих шкур и мехов в нашей основной фактории, форте Конрад.
Скоро пришел мудрый прозорливый Воронья Лапа с пятнадцатью сотнями черноногих, Бегущий Кролик с двумя тысячами Крови и Риэль с пятью сотнями метисов с Красной реки, и все расположились невдалеке от кри по широкой просторной речной долине. Мы были с краю, ежеминутно ожидая начала кровавого столкновения.
Только спокойные головы могучих вождей предотвращали столкновения, которых мы так боялись. У вождей было достаточно авторитета для того, чтобы удержать своих воинов от кровопролития. Но ссор они остановить не могли. Всю зиму не прекращались ссоры между кри и Кровью и между черноногими и кри. Поводом было все женщины, охота, лошади, очередь в наш торговый зал, пока, наконец, черноногие и Кровь не перестали разговаривать с кри, а кри с ними.
Неудивительно, что мы жили, словно сидя на ящике с динамитом!
А теперь ко всему этому прибавилась проблема с Летящей Женщиной и Коротким Луком. Ее отец, Три Звезды, был мужчиной сурового нрава. Меня не оставляло предчувствие, что, вернувшись, он убьет Короткого Лука, что и вызовет войну, которой мы так боялись.
Летящая Женщина по-прежнему пряталась в нашей кухне. Две ночи прошли спокойно, а на третье утро Сатаки сообщила, что Короткий Лук появился в лагере, когда все уже улеглись, и ходил кругами вокруг ее вигвама, распевая любовную песню кри. Наконец она вышла и на языке знаков сказала ему:
Убирайся, мерзкий кри. Моей дочери здесь нет; она ушла к нашим родственникам на север.
На что он ответил:
Ты лжешь. Она здесь, в твоем вигваме, и слушает мою песню. Вот, мое знахарство приведет ее ко мне. Она сопротивляется, но все время сопротивляться не сможет. Даже сейчас она хочет прийти ко мне, и когда-нибудь придет, и она будет моей.
Сказав это, он продолжил танцевать и петь, делая круги вокруг вигвама, и делал так почти до полуночи, а потом сел на лошадь и уехал.
Позвали на завтрак, и Сатаки вместе со мной пошла на кухню. За столом сидела Летящая Женщина, утомленная постоянным беспокойством, в котором пребывала последнее время; она собиралась вернуться в свой вигвам и заняться обычной домашней работой разжечь очаг, приготовить еду, принести воды, поболтать с подругами. Она полагала, что вполне спокойно сможет все это сделать. Разве вождь французских кри не удержит Короткого Лука в лагере?
Но ведь он приходил прошлой ночью, и долго пел и танцевал вокруг нашего вигвама, ответила ей мать.
Мне нет до этого дела! крикнула Летящая Женщина, не обращая внимания на ее увещевания. Я не могу торчать день за днем в этом доме с длинными стенами!
Тогда иди домой и становись женой этого противного кри, уходи к нему и живи с ним и его мерзкими соплеменниками, и никогда больше не приходи ко мне, потому что ты мне больше не дочь сердито ответила Сатаки.
При этих словах Летящая Женщина выскочила из-за стола, выбежала в соседнюю комнату и зарыдала; потом она пообещала оставаться в домике до самого возвращения ее отца.
Скоро Короткий Лук должен был узнать, что Летящая Женщина прячется от него в нашей кухне. Двумя ночами позже наш сон был прерван доносившимся снаружи его пением. Эли Гуардип и я услышали его, лежа на своих койках в дальнем конце торгового зала.
Я некоторое время лежал спокойно, но меня это все более и более раздражало; наконец я вскочил, натянул брюки и сказал Эли: