Срабатывает особенный инстинкт, и, восприятие, постепенно угасая, стирает все краски жизни, оставляя только черно-белое изображение, лишенное всего, чего только можно было, да и оно размывается в серый фон. Нехватка энергии, делает восприятие, из мощного фонаря узким тусклым лучиком, боязливо выглядывающим, в темной комнате окружающей реальности, растрачивая последние остатки света.
Самые глубокие страхи неожиданно появляются в реальности, вызывая беспомощность и опустошение, вводя в ступор и отравляя заевшими мыслями голову и тело. Что и куда уже неважно, главное убежать, спрятаться, зарыться и не высовываться ни на секунду.
Дно бездонно, яма бездна, и оттолкнуться, буквально уже не от чего, да и незачем, как кажется. Корабль идёт ко дну и последний оставшийся на борту капитан, следует за ним, связанный обязательствами, которые и помогли появиться тем дырам в корпусе, лишая возможности держаться на плаву и плыть в свободном направлении.
Что делать и кто виноват? Впору ли искать того, кто всё это устроил, или освободиться от ненужного, еще прилепившегося, балласта, тех шаблонов восприятия, которые якорями, зацепившись, сначала лишили свободы движения, а затем, неумолимо стали тянуть за собой, на дно, в бездну.
Полёт вниз, в пустоту самого себя, в начало конца или в конец начала, как ни крути, выбор всегда один и тот же жить или наоборот, не жить. Соединение с энергией жизни или разъединение с ней, самого себя ей противопоставление, от «большого» ума, эгоистической своей наклонности. Выпендреж на постном масле или всё таки принятие реальности.
А никого и нет другого виноватого, все мысли тут, рядом, таки вроде бы родные и близкие, или всё же они и приводят на дно? А кто им дал право? И почему они таким тяжким ярмом тянут голову вниз, а с ней и жизнь под откос. Переформатирование восприятия? Сбросить балласт, чтобы взлететь выше? А как же отказаться от этих мыслей, за что они держатся и тянут энергию, отрезая пути к свободе?
Они как рыбы-прилипалы окружили, облепили и кормятся пока еще живым им же жизнь и дающим восприятием. Так они же не главные, и как они вдруг стали управлять жизнью, кто им позволил без спроса? Чем больше мыслей, тем ближе к пустоте небытия? А повернуть? Их.
Может пора вспомнить про волю, если остались еще силы? Волю, которая даёт свободу, и отсутствие которой и тянет на дно? Волю остановиться и остановить мысли, их бездонный и безликий поток. С волей они начались и с ней же могут быть совсем ручными, управляемыми, мягкими и податливыми. Вместо балласта они станут силой, вместо мутных окон прозрачными ручейками в русле свободы.
Всегда есть шанс повернуть, всегда есть шанс использовать этот свой шанс. На кону жизнь. Жизнья. которая стоит, чтобы жить. Свобода, которая стоит того, чтобы её вернуть. Жизнь и есть свобода. Свобода и есть жизнь. Две стороны одной медали. Пора наградить самого себя. Рожденный ползать может летать. Тот, кто даже не может об этом подумать еще не на дне, но катится вниз. Тот, кто вспомнил уже летит.
Никто не знает ничего
Накопилось столько знаний, что и делать уже никто ничего не хочет, да и не может. Нагваль Модест
Информация извергается вулканом, ежедневно обдавая «горячей» лавой новостей и событий. Открытый некогда сосуд Пандоры до сих пор остаётся источником всех напастей и, даже с виду, радостные известия, несут за собой потаённое своё качество изыскание возможности управлять ушами и глазами, тех, кто жадно внимает обильно истекающей лжи, в робкой надежде изменить, всё-таки, свою жизнь, с помощью полученной информации, считая по доброте душевной, что где-то существует то, что однажды его найдёт и спасёт.
Изменить жить к лучшему мечта, надежда, пророчество или горькая действительность, сама по себе, обрубающая последние концы реальности, и запирающая мыслителя в собственный ящик сомнений и разочарований, пытающегося вырваться, но тем самым, еще больше укрепляя, образовавшиеся застенки, всё глубже погружаясь в пучину собственной глупости, своей узостью восприятия, отвергая всё, кроме лжи, сумевшей просочиться в его подпорченный разум и обосновавшейся в нём на долгие времена.
Вылившееся из одного сосуда заполняет другой, и так далее по замкнутой цепи, а цепь уже на ошейнике захомутанного и охмурённого, теперь уже раба, с полной зависимостью его жизни от заполненности ложной информацией его убогого временного пристанища, там, где среди блуждающих огромной толпой, чужих мыслей, уже давно похоронены свои собственные, и блеском их уже не насладиться, во мраке лишь существовать.