Юпитер, подумал Квинт, он же отвечает мне так, как мы отвечали Флакку! Между ним и товарищами разверзлась пропасть, он выбился из ряда, стал офицером. Это звание предполагало одиночество, и Руфий был совершенно прав, напомнив ему об этом. Квинт мрачно пересчитал людей, увидел, что все здесь, и приказал двигаться дальше.
Позади и впереди центурии Квинта шли легионеры, по четыре в ряд, как широкая, сияющая золотая лента, что развертывалась под жарким солнцем позднего лета.
Они следовали вдоль реки, пока не достигли острова на Темзе, что была справа от них, болотистого острова Терновника, где виднелась пара туземных хижин, над которыми курился голубоватый дым.
Губернатор Светоний, и большая часть легионеров уже миновали остров под ритмичный топот марширующих ног, а отряд Квинта как раз с ними поравнялся, когда Квинт— услышал голос, зовущий его по имени. Он не был в этом уверен из-за цокота копыт, но принялся озираться.
— Квинт! — снова окликнул голос, — мужской голос, и неожиданно из рощицы на берегу выехала знакомая фигура. Это был римский легионер на отощавшем, заляпанном грязью коне, в потрепанных доспехах. Лицо его было полускрыто шлемом, но ещедо того как всадник приблизился, Квинт узнал надменную посадку головы, да и в голосе, повторявшем его имя, звучал вызов, несмотря на смущение.
— Итак, это ты, Луций Клавдий? — ровно произнес Квинт, когда конь пришельца оказался рядом с Фероксом. — Чего ты хочешь?
— Легионы снова на марше? — Луций говорил, полуобернув свое красивое лицо. — Я видел, как проехал Светоний. И ждал, пока появишься ты.
— Откуда ты видел?
Луций дернул плечом в сторону.
— Оттуда. С острова Терновника, где я… был… находился…
— Ты нашел туземцев, которые тебя приняли? Луций, они укрывали тебя даже тогда, когда войска Боадицеи опустошали эти мести?
— Нет… не эти. Она свернула к северу, не доходя сюда. Я нашел британскую женщину, которая дала мне приют в своей хижине.
Разумеется, женщина, подумал Квинт. А то где бы он пробыл целых три недели!
— Тогда тебе лучше вернуться к ней, Луций Клавдий. Ты еще сильней будешь нуждаться в ее защите, чем раньше, но мы направляемся на битву, а силы Боадицеи несоизмеримо возросли после поражения Девятого, которое ты, может быть, отчасти помнишь.
Пальцы Луция, сжимавшие узду, побелели.
— Что с тобой случилось, Квинт? — резко спросил он. — Ты был моим другом. Да, я вижу, тебя сделали центурионом, и это, должно быть, вскружило тебеголову. Но ты не имеешь права так говорить со мной! Вы все бежали, каждый за себя!
Не раньше, чем легат приказал отступать, подумал Квинт, и, когда это случилось, я был схвачен, — но некоторое время он ехал молча, стыдясь собственной злобы, воспоминания о прежней дружбе, к которой взывал Луций, пробудились вновь. Но вернуть истинное доверие было невозможно. Наконец он холодно спросил:
— Почему ты вышел из укрытия?
— Меня тошнит от грязных туземцев и вонючих лачуг. Я хочу быть там, где, по крайней мере, буду слышать родной язык! — легкомысленно бросил тот.
— Тогда поезжай вперед и найди легата Петиллия. Доложись ему. Он человек справедливый. И решит, что с тобой делать. — Луций положил руку Квинту на плечо. Его рассеянный мягкий голос преисполнился былого очарования и убедительности:
— Почему бы мне не поехать с тобой, Квинт? Верховное командование никогда не узнает. Ты теперь офицер, можешь делать, что хочешь. Я укроюсь среди твоих людей. Никто ничего не заметит. Клянусь Меркурием, я скучал по тебе… моему старому товарищу!
У Квинта заныло в груди. Он вспомнил трусливые мысли, от которых страдал еще вчера. Вспомнил всю былую привязанность к Луцию. Думал, что если Луций взаправду устыдился, он хочет искупить свое былое бесчестие.