Старуха дернула плечом, и потеряв к нему всякий интерес, принялась мешать какую-то бурду, кипевшую в железном котелке над огнем. Но молодая, радуясь возможности отвлечься от повседневного однообразия, уловила, наконец, смысл вопроса и отрицательно замотала головой.
— Думаю, нет. Гонец, который пришел за моим мужем и братьями, сказал, что великая королева будет выжидать, пока вокруг не соберется столько племен, что земля станет черна от воинов, насколько сможет видеть глаз. И женщины тоже будут сражаться, — с завистью заметила она, — но мне муж не позволил пойти. Это не в обычае добуниев.
— Надеюсь, — пробормотал Квинт, обдумывая следующий вопрос.
Женщина подняла младенца, и прижав его к груди, воскликнула:
— Андраста, преславная богиня, пошлет нам победу, но у меня мурашки бегут, когда я думаю, как много римских чудовищ — так много, словно песчинок на дне реки.
«Хотел бы я, чтоб это было так», — уныло подумал Квинт.
— Я никогда не видела римлян, — продолжала женщина, — но слышала, что у них клыки, как у диких кабанов, а головы сделаны из золота и горят на солнце. Иценский гонец рассказывал, что, когда по пути сюда он проходил мимо их лагеря, то с холма видел одного — у него с головы спускался рыжий лошадиный хвост» а сам он весь переливался золотом.
Квинт прервал эти испуганно-восхищенные излияния.
— А где был лагерь, в котором гонец видел римлянина в золоте? Вдоль реки? Вдоль города?
Она выглядела озадаченной.
— Он этого не сказал… кроме того, что римские чудовища всегда останавливались в этом месте с тех пор, как пришел первый из них.
— Первый? Он назвал его имя? Юлий Цезарь?
— Может… да, я вспомнила, он сказал что-то вроде Цезаря. А зачем тебе нужно это знать?
— Просто мы с друзьями тоже хотим поглядеть на римских чудовищ прежде, чем встретимся с ними в битве…
— Милая женщина, ты и твоя мать были очень добры. Спасибо, но мы должны идти.
— Плата — проныла старуха, отрываясь от горшка. — За огонь… за козье молоко!
— Да, да… — Квинт потянулся за кошельком. — На трех монетах сойдемся? — Это было щедрое предложение. Он выложил деньги. Они были, разумеется, с изображением Нерона, но Квинт считал, что сможет сплести какую-нибудь историю, если женщины обратят на это внимание.
— Это еще что? — презрительно фыркнула старуха. — Простые кусочки металла! Ты обещалзаплатить!
— Я и плачу, — возразил Квинт. — Это хорошие деньги, они имеют хождение по всей стране.
— Это не плата! — толстая физиономия старухи побагровела. Она в бешенстве ударила Квинта по руке, так, что монеты покатились по земляному полу. — Вы лживые воры!
— Эй, подожди, подожди! — Квинт разрывался между яростью и недоумением, а Дион с Фабианом, угадав неладное, молча подошли ближе. — Не понимаю…
— Конечно же, мама хочет брусок железа, — хмурясь сказала молодая женщина. — Маленький.
— Большой! — завизжала старуха, потрясая кулаками.
— Маленький или большой, я не знаю, о чем вы… — огрызнулся Квинт, но почувствовал, как его дергают за руку, и обернувшись, увидел, что Фабиан делает ему знаки. — Сейчас я поговорю с друзьями.
У выхода Фабиан очень тихо объяснил:
— Эти отсталые племена используют для расчета железные бруски — дело в этом, я угадал? Они никогда не видели денег.
— Как же нам быть?
— Постараемся им как-нибудь втолковать. Квинт вернулся к женщинам. Молодая женщина вскоре согласилась принять обстоятельство, что племя, из которого явились пришельцы, не пользуется железными брусками, и что монеты на полу — вполне достойная плата, но старуха — нет. Ее тусклые глаза заполыхали гневом.
— Лжецы! Воры! — продолжала она вопить, яростно мечась по хижине.