II
Новые Зори оказались небольшим поселком городского типа, стоящем около пологих, изрезанных выработанными шахтами гор. На окраине высилась кирпичная водонапорная башня, на крыше которой за мешками с песком расположился наблюдатель с винтовкой. Короткий допрос на блокпосте перед башней, затем путь по улицам, уставленным деревянными, аккуратными одноэтажными домами, между которыми, впрочем, встречались и двухэтажные панельки, смотрящие на Настю бойницами в заложенных кирпичами окнах. Покрытые копотью и следами от пуль они явно были укрытием местных на случай действительно тяжелого времени.
Улицы пустовали. Местные вовсю трудились на разбитых возле домов огородах, и удары тяпок и лопат, клекот кур и шипение тощих, с трудом переживших зиму, гусей были единственными звуками, что сопровождали ее по дороге к сельсовету.
Председатель Новых Зорь усталый мужчина неопределенного возраста с сильно обожженной щекой сочувственно выслушал историю Насти, напоил крепким чаем и неумело (как мог) утешил.
Правила у нас простые, напоследок заявил мужчина. Домов брошенных много выбери, что понравится, и заселяйся, но подъемных дать не могу. С деньгами очень плохо, сама понимаешь. Поселку едва хватает на закупку лекарств. Зато дам картошки, крупы и два ящика самогона. На самогон сменяешь у местных предметы первой необходимости. Далее, он вытащил из-под стопки макулатуры нарисованную от руки карту ближайших районов, поселок у нас приграничный. С востока охотники за рабами, с запада бандиты, на севере всякие зверства творят сектанты, с юга радиация и прут разные твари. Так что после захода солнца сидеть дома. Усекла?
Конечно усекла, хотела было вставить Настя, но решила не перебивать уставшего председателя ответом на риторический вопрос. Тот, выдержав паузу, продолжил:
Вокруг поселка стоят хутора. Если там кому понадобится медпомощь, одной ездить запрещаю, он поднял палец правой руки и попытался сделать грозное лицо. Дам на такой случай человека из милиции. Что там еще Да, лечить в основном придется пулевые ранения, укусы волков и сколий, лучевую болезнь, он закатил глаза, немного приоткрыв рот в раздумьях, еще тиф и холера бывают Сталкивалась?
Настя кивнула головой в знак согласия, хотя и немного замешкалась. Председатель явно повеселел от этой приятной новости:
Значит сразу будем числить тебя не медсестрой, а фельдшером. Проявишь себя хорошо, подучишься переведу в доктора. Ясно?
Быть может, еще не все потеряно, промелькнула мысль после моментального повышения в должности.
Да, воодушевленно и довольно громко сказала Настя.
Ну раз ясно, то сейчас найду ключ от больницы и пойдем, примешь владения, на лице председателя проступила улыбка.
Ключ им так и не понадобился замок на двери маленького домика, служившего здесь больницей, проржавел настолько, что председателю пришлось сбивать его молотком.
Здесь в первую неделю Настя и жила: драила палату, искала растащенный местными инструмент, ездила в больницу Краснознаменного, чтобы купить лекарств на выбитые у председателя деньги. И принимала, принимала людей. Потом появилось время и на обустройство в поселке.
Настя выбрала себе маленький, крашенный облупившейся зелёной краской домик, на крыше которого виднелся давно потерявший цвет деревянный петушок. Окруженный заросшим садом и покосившимся от времени резным забором, дом показался ей таким же сиротливым, брошенным всеми, как и она сама, а потому девушка без колебаний поселилась именно в нем и принялась обживаться, стараясь по мере сил наводить внутри неловкий, нищий уют.
III
Жить было голодно, даже не смотря на то, что селяне порой могли занести в благодарность банку тушенки или сгущенного молока, питалась девушка в основном картошкой и свеклой, лишь в воскресенье позволяя себе съесть немного мяса или пробить ножом банку сгущенки, упиваясь этим вкусом. Все остальные сэкономленные продукты девушка выменивала на рынках Краснознаменного: на лекарства или на медицинскую литературу. Пробелы Насти в медицине были обширны, а потому, по вечерам, когда на два часа в поселке давали электричество, Настя садилась за исчерченный трещинами лака стол и изучала купленные книги. Когда свет гас, она продолжала при стоящей в банке стеариновой свече. Порой сон побеждал, и она засыпала, прямо над очередным медицинским атласом, порой же, когда от усталости сон, наоборот, не шел, она брала старый оранжевый плед и выходила во двор, садилась на скамейку, после чего долго, запрокинув голову, всматривалась в ясное безоблачное небо. Настя любила звезды, чувствуя в них что-то древнее, незыблемое и, главное, неизменное. Может случиться еще сколько угодно войн и катастроф, может измениться все, что угодно, но звезды будут такими же. И это почему-то успокаивало ее и давало надежду. Она еще долго смотрела вверх, на Кассиопею и Большую медведицу, Орион и тысячи других ярких точек названия которых она не знала. Затем, совсем продрогнув на ночном холоде, она кидала последний взгляд на разгорающуюся у горизонта Чигирь-Звезду и уходила в дом.