Больше я не подписываюсь на такую работу, произнес Фелпс с истерическими нотками в голосе. Видимо, нервное напряжение только сейчас дало о себе знать. Можете меня уволить! Это Блейку все равно. Он как танк! Его что, все это не касается? Питер, а? У меня двое детей, между прочим!
Выпейте кофе и успокойтесь, босс говорил мягко, словно убаюкивал собеседника. Обещаю, впредь будете освещать только светские рауты и жизнь бомонда.
С минуту Перси звучно прихлебывал из кружки. Потом Ольсен сказал:
Расскажите нам все, господин Фелпс. И с подробностями. Нинель ждет.
Перси закончил свою речь как раз когда я промыл пленки и залил бачки свежим закрепителем. Теперь я мог выйти, что называется, к людям.
Вы закончили, Блейк? тут же спросил Ольсен.
Нет, нужно, чтобы фиксаж отработал. Десять минут еще.
Тогда выкладывайте, что произошло. Наша королева пишущей машинки потом скомпилирует.
Я, в свою очередь, поделился своей точкой зрения. Правда, мне пришлось прерваться, чтобы слить фиксаж, промыть пленки и повесить их сушиться. Нинель слушала меня, высунув язык. Тонкие пальцы, торчащие из раструбов длинных рукавов, едва подрагивали на клавишах пишущей машинки. Фелпс кривился и рассматривал собственные холеные руки очевидно, заново переживал опасное приключение. Ольсен положил грубые ладони на колени и прищурился. Когда я произнес: «Все» босс словно очнулся.
Что ж, Нинель! Пишите заголовок! Попытка преступных группировок договориться привела к перестрелке. Погибли несколько бандитов, включая глухонемого палача, известного под именем Малыш Билли.
Откуда вы все это знаете? вырвалось у меня.
Ты сам слышал пальбу. А как ты считаешь, Блейк, когда бандиты нашли труп Билли, они затеяли расследование вроде полицейского? В этой среде другие методы.
Загрохотала пишущая машинка. Я вернулся в проявочную, отпечатал несколько снимков и предъявил их Ольсену. Увидев изуродованный труп глухонемого Билли, шеф в буквальном смысле схватился за голову:
Вы что? Это в печать нельзя! Гангстеры сразу просекут, кто завалил палача. И тогда готовь некрологи!
А кто сфотографировал их сходку, они не просекут?
Мы же не полные идиоты. Или ты считаешь, что под снимком будет гордо красоваться подпись: авторы Питер Блейк и Персиваль Фелпс? Разумеется, я напишу, что снимок анонимно предоставлен местным жителем. Да о том, что журналисты влезут куда угодно и без мыла, бандиты и так знают. Но фото мертвого тела однозначный приговор нам всем. Нинель! Ни слова об убийстве!
Ясно, босс! буркнула под нос журналистка, не отрываясь от пишущей машинки.
Ольсен приготовил всем кофе, нарезал бутерброды с сыром и открыл банку шпрот.
Угощайтесь. Сегодня мы все поработали на славу, в голосе босса не было ни капли пафоса. Лишь констатация факта. Питер, тебе что, наплевать на собственную жизнь?
Я боюсь перехода. Он зачастую болезненный. Что будет там, меня не пугает. Да и вообще, все, что произошло не со мной.
Интересная философия, шеф подошел к раковине, вымыл и тщательно вытер стакан. Что ж. Завтра отдыхайте. Отсыпайтесь после сверхурочных.
Я отвезу всех домой, сказал Фелпс, отставив пустую чашку. Собирайтесь.
Уже в машине я взял Нинель за руку:
Приглашаю завтра в темное место, где много перепуганных людей!
На дневной сеанс? Завтра в «Парамаунте» вестерн «Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид». Лучший фильм в мире. Герои прорываются на свободу с револьверами в руках!
«Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид»? Никогда не слышал. Я думал, мы пойдем на премьеру «Зомби-демоны в космосе».
Нинель на секунду сникла и убрала руку. Потом неуверенно предложила:
Давай монетку подбросим?
Вот еще. У меня хватит денег на два сеанса. Гулять так гулять!
Нинель схватила меня за уши, привлекла к себе и поцеловала. От нее едва уловимо пахло дорогими духами и, почему-то, чернилами.
В тот вечер я, к неудовольствию тети Эдны, не стал ужинать. Почистил, перезарядил пистолет и лег в постель. Уснул я почти мгновенно.
Глава 13. Два сеанса
Нинель встретила меня у своего дома. Она, словно маленькая девочка, с хрустом топтала молодой ледок. Время только перевалило за полдень, и негреющее солнце ярко сверкало на трамвайных рельсах. Скучный асфальт припорошил легкий снег. Улица казалась картиной, нарисованной влюбленным художником.