Светловолосый худощавый Янош и коренастый чернявый Арек, друзья Андрея, встретили нас обаятельными улыбками с крыльца. Андрей совершенно бескорыстно приютил их у себя на вилле, потому что считал, что для одного ему трех комнат много.
Знакомство надо отметить, сказал Арек довольно чисто по-русски, потирая руки и выставляя на стол пятилитровую бутыль с красной жидкостью.
Ладно, давай пока по винченце, Андрей пододвинул стакан, а вечером в таверне у Папы надо будет как следует отметить. Там все наши собираются, звонили Саня, Тишван, Андрес. Узнали, что писатель приехал, а потому народу наберется много.
Почему? Я разве с ними знаком?
Арек на мой вопрос улыбнулся:
Народ халяву любит. А потом Андрей про тебя столько рассказывал, что ты им теперь как родной.
Когда свечерело и последние затухающие лучи солнца стерли виднеющийся за проливом силуэт Везувия, мы находились высоко-высоко над морем, в самом сердце Капри, где теснящиеся друг к другу виллы, магазины эксклюзивных товаров и рестораны переплетались узкими, мощенными камнем улочками. Выше этого места в южной части острова располагалась только вилла императора Тиберия, точнее, то, что от нее осталось. Построенная на отдаленном утесе, вилла напоминала об эпохе возникновения христианства, о временах жестокости и насилия.
Рановато мы пришли, сказал Андрей, оглядывая столпившихся возле дверей старинной таверны друзей. И мне: Познакомься, вот наше международное сообщество.
Почесав бороду, он постучался. Открыл худощавый седой старик в фартуке.
Папа, солюто! Вот Алекс, русо писатель, о котором я тебе рассказывал, извини, что пришли рановато, но так получилось.
Папа чуть замешкался, понимающе улыбнулся и показал ладонью на вход:
Прего, прего, милости просим.
Я вошел, и за мной повалили остальные. Зал с побеленными стенами и сводчатыми потолками рассчитан был человек на двести гостей. Повсюду стояли длинные дощатые столы, а справа располагалась эстрада с микрофонами и каскадом мощных колонок.
Наша компания заняла левый от входа угол. Папа подошел с блокнотом и авторучкой почти сразу.
Андре, заказывай, сказал он. Пока гостей нет, я сам вас обслужу и скидку вам хорошую сделаю. Затем перевел взгляд на меня: Андрей здорово мне помог. Все эти солнечные витражи его работа.
Андрей перевел слова Папы и заказал всем выпивку. Хозяин молодцевато подмигнул и, насвистывая, ушел. В окнах светились разноцветные кусочки стекол, сложенные в рисунки на тему моря.
Прекрасная работа, амико!
Андрей улыбнулся, с наслаждением затянулся сигаретой, откинулся на спинку стула:
Прикинь, эта таверна существует с восемнадцатого века. Ее еще далекий предок Папы основал. Сам Папа, представь себе, здесь обслуживал Рузвельта, Черчилля, а из современных Клинтона, Горбачева и этого паразита Чубайса Да кто только сюда не заглядывал от мировых политиков до известных бандитов, отдыхали тут и крутые писатели, и кинозвезды, певцы и музыканты.
А что ты его Папой зовешь?
Да, понимаешь, он мне как отец.
А-а-а
Папа принес поднос с заказом, стал аккуратно выставлять рюмки с коньяком и блюдца с нарезанными дольками лимона на стол. Все чокнулись и выпили.
Папа, скажи писателю, что ты обслуживал Горбачева, Клинтона, Рузвельта кого там еще
Да-да, Горбачев хорошо, гуд, он был здесь, Андре прав
Горбатова ты нам особо не хвали, послышалось со стороны, не любим мы его.
Чтобы замять неловкую ситуацию, Андрей сказал:
Папа, а можешь принести гитару? Алекс хорошо играет романсы.
О, романсы давай-давай! подхватил идею Александр.
Когда-то он служил прапорщиком в Советской армии, за что и получил прозвище. Оказавшись на острове, Прапорщик успел поработать конюхом у итальянской миллионерши, дворецким на вилле у кого-то богатея англичанина, а сейчас трудился строителем с Ареком и Яношем.
Да что вы, ребята, я уже сто лет не играл!
Не ломайся! Мы тут соскучились по всему русскому.
Папа принес со сцены красиво инкрустированную гитару. Я перебирал струны, и все тихо слушали, но лица казались кислыми. Папа с любопытством поглядывая, протирал рюмки у стойки.
«Отцвели уж давно
Хризантемы в саду
А любовь все живет
В моем сердце »
Нет, ребята, не идет песня
Ладно, после поиграешь. Андрей повернулся и, улыбаясь почти заискивающе, что для него вообще было нехарактерно, поймал взгляд неродного отца: Вот если бы Папа нам изобразил что-нибудь!