Напряжение отпустило, когда он представил меня милой полноватой молодой женщине с некрасивым нежным лицом и ласковыми черными глазами. Ее звали Иви, она тоже неплохо говорила по-русски училась в Москве и прямые свои обязанности знала хорошо: на стол передо мною тут же легли каталоги.
Как будем смотреть, сразу вместе или вы хотите сначала познакомиться лично?
Я предпочла личное знакомство; Иви принесла апельсиновый сок и стаканы, и я принялась делать отметки в блокноте. Никос исчез, предупредив, что заедет позднее. Какие-то люди входили и выходили, болтали, смеялись, звонил телефон я работала не разгибаясь. Сначала отобрала около сорока номеров, потом пошла по второму кругу в осадок выпало номеров двадцать. Когда мы с Иви перешли к примеркам, возник сияющий Никос и решительно прервал наши труды.
Едем обедать.
В машине я спросила, где можно поменять доллары: Лерка выдала мне сотню командировочных. Он засмеялся и покачал головой:
Фирма платит. Вы любите рыбу?
Честно говоря, я подумала, что он привезет меня в дорогой ресторан (халява, сэр!), однако над дверью, к которой мы подошли, не было даже вывески. Небольшой зал, вопреки ожиданиям, оказался очень чистым: белые стены без украшений, столы под бумажными скатертями, светлый каменный пол; народа было немного.
Мне бы руки помыть, попросила я.
По тому, как уверенно Никос подвел меня к двери с буквами «WC», я поняла, что он не новичок в этих стенах.
Выбор блюд я, естественно, предоставила ему; пока шел темпераментный диалог между моим спутником и шустрым улыбчивым пареньком, я вслушивалась в птичьи звуки чужой речи.
Нэ, нэ, энергично кивал буйными кудрями официант, и я решила, что «нэ» значит "да".
Кофе? спросил меня Никос.
Нэ.
Они дружно засмеялись, сверкая однаково ровными белыми зубами; Никос наклонился ко мне и спросил что-то по-гречески, ласково заглядывая в глаза. Так, импульс называется «ключ под ковриком?» Я покачала головой.
К сожалению, не смогла найти ни учебника, ни разговорника.
Ничего, я хороший учитель.
Не сомневаюсь, вежливо ответила я и закрыла дверь: Африка все же кое-чему меня научила.
Он понял, что промахнулся, но настроения ему это не испортило. Рыба действительно оказалась замечательной, а порции просто огромными, и я сказала об этом.
Обычно мы обедаем позднее, после девяти.
А это что? удивилась я.
Он пожал плечами:
Так, полдник.
Кофе был чудесным, на этой волшебной батарейке я продержалась до вечера. Мы с Иви закончили дела к пяти часам, я оплатила покупки и вздохнула чуть свободнее.
Товар привезут к самолету. Желаю вам хорошо отдыхать и гулять по городу.
Я растерялась, но Иви постаралась успокоить мои страхи:
У нас не бывает ошибок, наша фирма очень надежная, мы бережем клиентов. Надеюсь, вы еще много раз обратитесь к нам.
Я поблагодарила, однако кошки на душе все же скребли: не проглядела ли я где-нибудь брак, успеют ли к самолету и прочее в том же духе. Я так устала за день, что отказалась и от ужина (обеда?) в ресторане, и от экскурсии по ночному городу. Заботливое внимание Никоса трогало, но на развлечения не осталось сил, я думала только о постели.
Вы не можете уехать, не повидав Афин. Давайте договоримся: я заеду утром, и мы вместе посмотрим Акрополь.
6
Пятичасовая разница во времени дала себя знать: я проснулась ни свет ни заря и лежала, перебирая впечатления минувшего дня: шелковистый меховой ковер, милую улыбку Иви, ласковые глаза Никоса. Симпатичный экземпляр, что и говорить. Интересно, сколько ему лет? По виду, немного за тридцать. Плохо все же без языка, обязательно надо раздобыть хоть какой-нибудь разговорник: если бы не Никос, я бы пропала. Господи, что я лежу? Вокруг Эллада, а я мух по болоту собираю. Настасья Петровна, радость моя, подъем!
Преподаватель профессия публичная, и если участь, что девяносто процентов моих слушателей всегда составляли весьма глазастые девицы, то ясно, отчего я не могла себе позволить даже малейшего расслабления. Быть в форме стало неистребимой привычкой: я слишком хорошо помнила собственный юношеский максимализм в оценках университетских научных дам, дававших, увы, постоянную пищу для скептических замечаний. Да, мы не знали снисхождения, и у меня были все основания полагать, что прелестные юные щебетуньи не оставят без внимания малейший промах дорогой наставницы. Пословица про одежку и ум не работает в молодежной среде; уважение очень хрупкая штука, оно слагается из многих составляющих, и я не могла пренебречь ни одним. Упражнения в рисовании перед зеркалом давно стали обязательной утренней процедурой, я так поднаторела в этих занятиях, что укладывалась в пятнадцать минут и, кажется, могла бы выполнять привычные движения вслепую. На моем щите было выбито "Умеренность и аккуратность", хотя заветный кожаный мешочек на груди хранил совсем иные письмена. Только кому до этого было дело?