Она хорошо это сделала, но и тогда раздражала Новикова своей вызывающей нестеснительностью.
- Есть индивидуальный пакет? Дайте-ка. Снимите пилотку, - приказал Новиков Петину.
И, нетерпеливо обождав, пока тот искал, шарил по карманам, а потом вынул замусоленный, в крошках табака пакет, Новиков разорвал его, придвинулся к Петину. Неумело, но быстро стал накладывать бинт, свежо и чисто забелевший на крупном, грубо выдубленном ветром лице Петина. Тот наклонял голову, вспотев, сопя; единственный глаз с опаской мигал в лицо Новикова.
- Да какой же госпиталь, товарищ капитан? - пытаясь улыбнуться, бормотал он. - Так, ерундовина. Проморгается. Зачем это вы? Мне к майору надо... Спасибо, товарищ капитан! Некстати это...
- Смерть и ранение всегда некстати, - сказал Новиков, завязав узел, и легонько оттолкнул Петина. - Теперь двигайте к майору. Да только пригибаться и бегом. - И чуть-чуть усмехнулся. - Для снайперов вы мишень огромная. Ну, бегом марш!
- Счастливо вам...
Петин грузно встал, старательно одернул гимнастерку, перешагнул через бруствер и вдруг, неудобно пригнувшись, придерживая растопыренными пальцами медали на груди, тяжело порысил по высоте к скату, за которым только что скрылись посланные за снарядами солдаты.
- Ползком! - крикнул Новиков. - Гимнастерку жалеете? Ложись!
В солнечном пространстве перед высотой, где чадили танки, поспешно треснул выстрел, синий огонек разрывной пули высекся под ногами Петина. Он, как бы очень удивленный, выпрямился всей огромной своей фигурой, сияя чистым бинтом на голове, поглядел туда, где щелкнул выстрел, неуклюже махнул рукой и сбежал, скатился по скату.
"Задело его? Нет, не может быть, не задело!" - подумал Новиков, давно уверенный, что на войне подряд два раза не ранят, второй раз - убивают.
И тогда громкий, отчетливый голос младшего лейтенанта Алешина заставил его обернуться.
- Товарищ капитан, вроде из-под танка подбитого лупят! Не видите?
Алешин без фуражки - каштановые волосы светились на солнце - лежал под бруствером, смотрел куда-то перед высотой, в белесую дымку, плавающую в котловине.
- Пошли к пулемету, покажешь! - сказал Новиков.
В ровике НП, перешагнув через дремлющих связистов, Новиков спросил у дежурившего около пулемета разведчика:
- Заметили, откуда бьют снайперы? - И, не выслушав его полусонного бормотания: "Да тут солнце в глаза бьет", - снял с бруствера ДП, перенес его, меняя позицию, в дальний конец хода сообщения, установил на бровке.
Алешин лег грудью на стену окопа, прошептал:
- Правее орудия Овчинникова, на минном поле - подбитый танк. Пушка к нам развернута, видите? Оттуда выстрелы.
Это было то место, где ранило Овчинникова.
- Прощупаем, - сказал Новиков.
И выпустил две короткие очереди, стремительно запылившие перед гусеницами подбитого танка. Тотчас он уловил двойной ослабленный звук выстрелов из-под днища танка. Он быстро взглянул вправо и назад, на высоту, где обстреляли Петина. И увидел человека, низкого, плотного, коротконогого. Рыхло забирая сапогами, он бежал, видимый как на ладони, к огневой позиции. Стреляли по нему. Новиков, не отнимая пальца от спускового крючка, крикнул Алешину:
- Какого... там шляются? Кто это такой? А ну, наведи порядок! Может, опять от Гулько!
Он поставил удобнее локоть, прижал к плечу ложу пулемета, снова выпустил две короткие очереди под днище танка. Неясно услышал окрики Алешина: "Ложитесь, ползите! Откуда вы?" Затем тонко, мстительно взвизгнуло над ухом несколько пуль. Понял: теперь стреляли по пулемету, и, загораясь знакомым чувством азарта, он крепче стиснул ложу, вторично прицелился. Весь диск вылетел туда, откуда стрелял немецкий снайпер.