Пирожки Мэлли действительно оказались бесподобны, чай на заморских травах наполнял комнату немного сладким запахом. Меня разморило. На улице умиротворяюще шуршал дождь, картины на стенах казались окнами в другой мир, мягкое кресло обволакивало, камин уютно согревал и мягко освещал комнату. В углу поблёскивала гладким боком гитара.
Гитара? Менестрели забегали сыграть на ночь колыбельную строгому герцогу? в шутку поинтересовалась я, глядя на инструмент.
Нет, улыбнулся он. Это я подготовил для тебя.
Я не умею играть на гитаре! испуганно сказала я. Нас в институте только на арфе учили!
Не беспокойся, я умею. Музыка один из предметов, которые считаются необходимыми для дворянина. Я играю на гитаре, скрипке и клавесине.
И Альберта учили тоже? не поверила я.
Мило, что ты о нем вспомнила, ревниво заметил Рональд. Да, и Альберта тоже.
И на чём играл он? На арфе? Или на барабане?
Альберт играл на терпении родителей и учителей, благополучно прогуливая уроки. Ему было скучно заниматься музыкой, и он не собирался тратить время на то, что ему не интересно в угоду родителям или кому-то ещё. Так и вышло, что он король, который так и не научился играть на скрипке.
Можешь что-нибудь сыграть для меня?
Рональд улыбнулся.
Для этого и принёс.
Он пересел в кресло, взял гитару, перебрал струны, отозвавшиеся тихим приятным звуком, и неотрывно глядя мне в глаза, стал петь старую грустную песню о любви.
От того, как он пел, стало горячо, кровь прилила к лицу, и я отвела глаза, опять не выдержав его взгляд. Пытаясь скрыть смущение, я взяла со стола виноградинку и принялась её неспеша жевать. Почему-то в голову пришла неуместная мысль, что Рональд поёт песню печального короля. Какую ещё песню мог петь Рональд? Он был из того же теста, что и прославленный король, бросивший всё, чтобы только проверить любят ли вьющиеся вокруг женщины, слуги и друзья, его самого, а не деньги и власть которыми он их одаривает. Король отрёкся от престола, покинул родную страну, стал ходить по городам, и петь сочинённые им песни.
Бедняга много раз жалел о своём решении, но был в конце концов вознаграждён, его полюбили не за деньги. У бывшего короля появился крошечный дом, в котором он был куда счастливее, чем в роскоши дворца, и ничего печального, кроме прозвища, в нем больше не осталось.
Я сидела, не поднимая глаз.
Помнишь, как ты мне призналась в любви? спросил Рональд, допев, и всё ещё продолжая перебирать струны. Я не ответила. Такое не забывается. Моё признание было из разряда тех, о которых помнят даже перед смертью.
Ты была тогда ещё совсем девочкой. А теперь ты такая взрослая и красивая. Не пора ли и нам с тобой поговорить о свадьбе?
Виноградинка пошла не в то горло. Я закашлялась, мечтая, чтобы мне стало плохо по-настоящему и не пришлось продолжать этот разговор. Перед глазами встала картина, как портные расшивают кружевами мои свадебные панталоны, а поклонники, тяжело вздыхая, щупают их.
Пойду попью водички, уже на бегу выдавила я, нарочно не замечая, что кувшин на столе наполнен наполовину. Я трусливо бежала, оставив Рональда в недоумении и растерянности.
Рональд задумчиво отложил гитару, встал, прошёлся по комнате взад-вперёд, пытаясь понять, почему его невеста так странно себя повела. Совсем недавно она сама говорила с ним о свадьбе, а теперь такое нелепое бегство. Рональд налил себе в стакан немного воды, сделал глоток, и бездумно опустил правую руку в карман, спрятанный в складках камзола. Пальцы неожиданно наткнулись на гладкий, отдающий холодом предмет, которого там не должно было быть. Рональда сковало ощущение совершённой ошибки, способной потянуть за собой много неприятностей.
С нарастающей тревогой он достал на свет вещь, вызвавшую его страх. В руке тяжело лежало ожерелье, поблёскивая тонко огранёнными камнями в серебристой оправе. Совершенная форма украшения невольно заставляла любоваться им. Завитки драгоценного металла выплетали затейливый узор, складывающийся в непонятные символы, которые не знал даже Рональд. Ни единая царапина не портила украшение. Не было на нем ни пятнышка ржавчины, ни следа окисления, ожерелье будто только вчера было в руках мастера, который придирчивым взглядом выискивал среди безупречных изгибов изъян. Трудно было поверить, что эту вещь Рональд нашёл сегодня на болоте в изломе старой берёзы, треснувшей у самого корня. Ожерелье играло камнями, маня к себе и обещая нашедшему лёгкое обогащение. Оно искусило бы любого доверчивого человека, склонного мечтать о кладах. Однако, Рональд был не из таких, он не верил в совпадения и даровое везение. Он уже тогда отнёсся к вещице с подозрением и не хотел даже притрагиваться к ней, но рассудил, что, если ожерелье виновно в возникновении пожара или смерти магов его необходимо обезвредить, а для этого ему нужен был Комир. Рональд не хотел нести ожерелье в замок, боясь подвергнуть опасности свою невесту в очередной раз, но нести было нужно. Он решил, что сделает всё, чтобы Александра даже не подошла близко к вещице, принёс ожерелье во дворец, и показал Комиру.