И что, вы поздоровались? вне постели они были строго на «вы», что молча бесило Татьяну второй год.
Еще чего! Шпана малолетняя, знаю я таких. Ответишь, потом слово за слово, а под конец лопатой по голове. Или ножом в живот. Наркоманы сплошные!
Это ж Михаил. Мишка. Сосед мой сверху. Он хороший
Нету сейчас хороших, все уроды одни. Я вам, любезная Татьяна, вот что сейчас расскажу: два дня назад на работе задержался, иду уже под вечер, а навстречу двое таких вот мишек. Я левее беру, они мне навстречу, правее тоже сворачивают. Темнотища уже, часов десять, тропинка узкая, а их двое. А я один.
Какой ужас, ровно сказала она. И что же?
Да слава Богу, ничего, смутился Аркадий. Разошлись как-то. Но ведь могли избить, ограбить. А то и убить!
Вам очень повезло, очень.
«А может, ты просто ссыкло?».
Она разлила вино по бокалам, чуть-чуть попробовала на язык, не дожидаясь тоста, чем, видимо, удивила гостя. Ну уж нет: это не кровь кого бы то ни было, это его желчь.
Встала и неторопливо вылила весь бокал в раковину.
Оно Двести рублей бутылка огорошено пискнул Аркадий.
Оно дрянь, дорогой. Дешевая несъедобная дрянь. Говно, если так понятнее. Как и ты сам. Как и все, что ты можешь дать людям.
Татьяна поняла, что ей все смертельно надоело. Вообще, все: никчемный мужичок, который рассчитывает ближе к ночи, сопя, подергаться на ней, пуская слюну из попахивающего гнилью рта, и уснуть, по-лошадиному всхрапывая и пинаясь ногами ближе к утру. Беспросветная жизнь, в которой она вроде как бы и не виновата, но принимает ее, надевает, как надоевшую серую юбку. Отсутствие чего-то светлого. Важного. Полноценного да, так оно вернее.
Замуж ей надо. И не за этого слизня, что хлопает белесыми бабьими ресницами из-за грязноватых стекол очков, а за нормального мужика.
Нет их? Ха!
Аркадий встал, суетливо допивая пародию на вино. Аккуратно поставил пустой бокал в мойку, заткнул бутылку растерзанными остатками пробки и сунул в карман джинсов, став похожим на алкаша со старой карикатуры. Потом схватил нетронутую коробку с вафельным тортом и побрел в прихожую.
Она не препятствовала. Татьяна стояла и смотрела в залепленное снегом окно, не обращая внимания ни на что больше. Из духовки потянуло уже дымком медленно подгорающей курицы, в прихожей хлопнула дверь за ушедшим хорошо бы, навсегда! гостем, а она все стояла и стояла у окна, слушая неторопливый скрежет лопаты. Пауза. Потом снова тр-р-р.
Не обращая внимания на дым из духовки, она накинула куртку и как была в тапочках вышла на крыльцо старого дома. Теперь Мишкин силуэт стало видно: парень не отлынивал, чистил и чистил двор.
Не за деньги. Не по чьей-то просьбе.
Просто потому, что так надо: если не он, то кто?
Она стояла и смотрела на соседского мальчишку. Не было особых мыслей, не было упаси Господи! какого-то влечения, похоти по отношению именно к нему. Мал еще, а когда повзрослеет, она станет бабкой. Нельзя желать чужого будущего мужа.
Татьяна наконец-то праздновала, потому что обычные дни кончились, а настоящие мужчины нет. И дело здесь вовсе не в возрасте.
Она повернулась и пошла домой.
Время до возвращения
Павлик перескакивал сразу через пару ступенек, отталкиваясь одной рукой от стены, а другой подтягивая себя цепким хватом за широкие перила. Несся, будто на рекорд. Витька топал позади, безнадежно отставая: сперва всего на несколько шагов, потом уже на целый пролет лестницы. Вот уже и на целый этаж опаздывает. Футболка промокла от пота, любимый значок фестиваля молодежи и студентов больно колол в грудь иглой застежки.
Не отставай! крикнул Павлик сверху. Он там голодный. Заперли, д-дураки
Витька вытер рукавом потный лоб, шумно выдохнул ну да, толстый он, не привычен так бегать, но упрямо шел следом.
Да погоди ты! заорал он, не видя друга. Два дня сидит, подождет еще минутку твой Маська.
Павлик не ответил, только уже парой этажей выше дробно простучали шаги. Вот же неуемный пацан! Но и торопиться надо, конечно, котенок там уже совсем выдохся. Два дня без еды не шутка.
Дом был старый. Довоенный точно, а может и вовсе дореволюционный: в их четырнадцать лет все одно древний. Времен князя Игоря и Петра Первого, которые были как известно современниками. У Павлика по истории был твердый трояк.
Витька, пыхтя, добрался до последнего этажа. Павлик уже залез на ступени массивной железной лестницы, упиравшейся в люк с висячим замком на дужках, нелепо изогнул шею, прижимаясь к потемневшим доскам ухом.