Вам действительно интересно? засуетился Развальский. Снова закашлялся, потом ткнул в свою помойку самокрутку, вскочил, нервно поправляя так и не снятый фартук. А пойдемте, молодые люди, пойдемте! Я вам все покажу, тяга к искусству в наше время редкая черта характера. Можно сказать, уникальная. В следующем поколении уже не будет нас, скульпторов, художников. Все сожрут компьютеры, помяните мое слово. Вы-то доживете, вы увидите!..
Харин неопределенно пожал плечами и тоже встал. Надо бы осмотреть, для полноты картины, хотя смысла в этом ровным счетом нет. Не впервой, прикинемся любителями творчества.
Осторожно, свет здесь есть, но лампочка перегорела! Сменить бы, да вот все руки Не до того, не до того.
Переход из дома в мастерскую, которой и оказалась та самая приземистая пристройка, являл собой длинный неотапливаемый коридор. Холодно, сыро, пахнет мышами ну да скульптуры не картины, не сожрут. Потом тяжелая, обитая старинным войлоком для тепла дверь, и мастерская. Лампочку, уходя открыть непрошенным гостям, Развальский не отключил, так что светло, хотя ни одного окна. И тепло, в отличие от коридора.
Они есть, окна, есть! суетливо уточнил хозяин. Просто сейчас свет плохой, зимний, я предпочитаю электричество. К весне сниму ставни, посветлее будет, а пока вот так, молодые люди. Пока вот так.
Мастерская напоминала средней руки музей в процессе бегства из-под бомбежки. Тумбочки, подставки, мольберт с невнятной загогулиной наброска на холсте, краски в банках и тюбиков всех цветов, кисточки, коробки с пластилином, хитроумные конструкции из проволоки, служащие скелетами для макетов скульптур, белеющий в углу мешок гипса, ванночки, пробирки, пустые бутылки и еще одна массивная пепельница на краю заставленного всякой всячиной рабочего стола. Над всем этим великолепием сияла мощная, ватт на триста лампочка, от которой даже сюда, ко входу, доходил ощутимый жар.
У дальней стены стояло плотно укутанной брезентом нечто, метра два в высоту. Исходя из профессии хозяина, очередной шедевр. Не иначе, скульптура супруги губернатора.
Занятно протянул Харин. На самом деле ему было неимоверно скучно наблюдать весь этот рабочий бардак. Искусство Да кому оно нужно, если вдуматься. Нет больше никаких Микельанджелов, не нужны, а вот танчики это тема. А что у вас там такое завернуто?
Развальский, увлеченно объяснявший Михееву что-то о технологии литья бронзы, вдруг замолчал. Будто поперхнулся. Потом медленно повернулся к Харину и сказал:
Это Это дело всей жизни. Последняя любовь, если хотите, господин капитан. Но я вам лучше не стану ее показывать, хорошо? Мне кажется, к делу она отношения не имеет.
Сам Харин бы согласился, из равнодушия и желания поскорее отбыть все же обедать пора, но напарник и здесь влез со своим мнением:
А покажите, покажите, Лев Адольфович! Вдруг у вас там спрятано что важное. Например, труп.
Глупая шутка повисла в воздухе, но Развальский отреагировал до странности бурно. Он подскочил к Михееву, довольно легко приподнял над полом, схватив за отвороты дубленки, и процедил:
Не надо так говорить! Не надо! Она живая!
«Псих», лениво подумал Харин. «Все они психи, эти творческие люди. Уж лучше быть простым как табурет, хоть не спятишь».
Успокойтесь, профессор!
«Почему я его так назвал? Вот бред. Сумасшествие заразно».
Отпустите Виктора и снимите накидку со статуи. По-жа-луй-ста.
Последнее слово он процедил по слогам, грозно глядя на старика, уже поставившего ошеломленного Михеева обратно на пол. Ругаться, учитывая губернатора да и прочее не хотелось, но реакция скульптора удивила и насторожила.
Как хотите, ссутулился хозяин и медленно, обходя свои рабочие завалы, направился к дальней стене мастерской. Я никому не показываю, сам, только сам иногда, но раз требуется
Он дошаркал до укрытой брезентом фигуры, поднял руку и, кашляя, сдернул ткань на пол.
Девушка была действительно живая. Не в смысле из плоти и крови, нет какой-то непонятный, мягкий на вид материал, нежным янтарным светом засиявший в лучах прожекторной лампочки под потолком. Полупрозрачное воздушное нечто. Скульптура. Всего лишь скульптура, но она была гениальна. Бюст губернатора и прочее барахло, в изобилии стоящее в мастерской, рядом не лежало с этим шедевром. Оно было не просто в разы хуже, нет. Оно все было зря. А почти обнаженная, с небрежно накинутой на плечи и ничего, по сути, не скрывавшей из прелестей тщательно изображенной воздушной тканью богиня была настоящей. Казалось, вотвот и девушка сойдет с невысокого постамента, прямо точеной узкой ступней на грязный пол, поднимет голову и скажет