Спать легли рано. Каждый о своем думал, а ветер шумел за стенами домика один на всех. Как обычно. И до тех пор, пока не лопнут последние зеркала в оконных рамах.
Ранним утром стекольщик вошел в дом почти беззвучно. Странно, дядька немаленький, сумка с инструментами на плече, сапоги скрипучие, а ходит как кошка. Миг назад не было, а потом раз! и вот он уже стоит, табачищем своим смердит.
Наклоняется над мамой, а смотрит на меня:
Время настало. Я отведу ее, а вы оба пока сидите здесь. Впрочем, Белого никто не держит.
Пока это сколько? спрашиваю я. Мне больно. Я должен заплакать, я обязан это сделать, но слез нет.
Стекольщик пожимает плечами.
Месяц. Два. Год. Не имеет значения. Еду я потом принесу.
Белый вдруг вскакивает. Гляди ж ты: то сонный да спокойный, а тут с пола взметнулся разом, чистый спецназовец, как в кино!
Забирай меня, лохматый!
Стекольщик так и замирает, наклонившись. Только взгляд от меня поднял и смотрит на бродягу:
Дурак что ли? Там, он машет головой в сторону двери, смерть!
Да не боюсь я ее. Пошли, Машу только не бери.
Экий он Машу! Мог бы и вежливее, не родня все ж таки.
Мне назвали имя, Белый. И оно не твое. Стекольщик наконец выпрямляется в полный рост. Косматый, страшный, но всетаки человек, а не призрак. С людьми хоть о чем-то договориться можно. Иногда.
Я им совсем не нужен, получается?! удивленно спрашивает бродяга.
Совсем. Я и не знаю, что ты здесь сидишь, мог бы и уйти. Впрочем, не мое это дело. Пойдем, Мария!
Белый закрывает мать своим телом. Когда мужчины стоят рядом, видно насколько стекольщик выше и крепче, хоть и худой. Оба заросшие, бородатые, но видно, что противнику Белый как колобок лисе на один зуб.
Не пойдет она никуда, меня возьмешь! почти шипит бродяга, но стекольщик с легкостью отодвигает его с дороги, как картонную фигуру я видел такие в том году, когда с отцом в город ездили. В магазине. Издалека совсем как человек, а подойдешь ближе видимость одна.
Чудакчеловек, сквозь зубы говорит стекольщик. Это местные жители прокляты, а ты-то при чем? Не лезь в чужие беды.
Не чужие! пыхтит Белый. Ему тоже неприятно видеть свою слабость перед этим человеком, но он не сдается. Возьми меня. Замена же равнозначная!
Э, нет Ты думаешь, почему все это произошло с деревней? Откуда Они взялись? Это же все отец вот этого паренька виноват, дурень с пилой.
Сашок?! вскрикивает мама. Да при чем тут он?
Стекольщик засмеялся. Коротко, зло, словно лошадь всхрапнула. Не дай Бог такой смех слышать, уж лучше слезы.
Как это при чем? С него все и началось. Призраки эти всегда в лесу жили, особенно в ветвях Петровского дуба. И им дом, и к людям не лезли. А он пришел и спилил его. Под корень, там один пенек остался Они мне рассказали. Вот и пришли они жить сюда, раз люди так с ними поступили. Потому и Белый им не нужен, пусть убирается. Они мстят только оставшимся. Тем, кто здесь жил раньше. Нам, не ему.
Бродяга хотел что-то сказать, но поперхнулся несказанным. Вытер кулаком рот и плотно сжал челюсти. Постоял так, потом промычал что-тои пошел к выходу из дома. Вот так вот запросто, захотел уйти и ушел. Только дверь хлопнула.
Мать поднялась с места, так и не глядя на стекольщика. Зябко закуталась в куртку, натянула на голову капюшон. Я попытался остановить ее, схватил за руку, но мать сильнее. Она просто отбросила меня в сторону, на пол так, что я едва не упал в еле чадящий костер.
Стекольщик взял маму за руку и увел к двери. Просто и обыденно, словно помогая пройти по скользкому месту или найти дорогу в темноте. Дверь хлопнула за ними, и все стихло. Только я и остался в доме, где больше нет и не будет никого. Где впереди ожидание смерти и супы из банок, которые приносит сумками стекольщик. Их у нас десятки в подвале. Они рядами стоят на металлических полках, с них смотрят нереальные и давно погибшие коровы и свиньи.
Мертвые консервы для покойников, мнящих себя живыми.
И вот в этот момент я решил, что так жить дальше не хочу. Это не жизнь. Это растянутая на месяцы смерть, гарантированная и беспощадная, просто в рассрочку. Ожидание жребия, в котором никакого выбора, кроме времени исполнения. Надо попытаться хотя бы уйти отсюда. Сбежать. Позвать на помощь не весь мир же принадлежит этим черным призракам. Сделать хоть чтото, раз уж больше некому.
Я побрел в комнату отца, где все осталось таким же, как при его жизни, в том счастливом мире, где было солнце и не было никого страшнее волков и повышения цен.