Дафна подтвердила, что многие иностранки остаются здесь ради местных Аполлонов. Себя она к иностранкам не причисляла. Себя она считала даже больше, чем гречанкой. Она была понтийская гречанка!
Впрочем, городок манил не только красавцами, но и сам по себе. Мой сосед по балкону- пожилой британец, проживал здесь уже шесть лет, наверное, тоже не хотел возвращаться в свой туманный Альбион. Да и впрямь. Зачем бежать от солнца, моря, ленивой и очень неспешной жизни, от старушек, что в черных одеждах плетут кружева у своих домов, обсуждая дела давно минувших дней или сегодняшний улов рыбы. А может, он шпион, что пытается расшифровать линейное письмо А или Б, какая разница, если все и так хорошо. Мне вообще кажется, что линейное письмо изобрели в Ми-5, как шифр, чтобы расширить земли для археологических раскопок, убедить в необходимости рыть и копать, чтобы на самом деле получить выгодные позиции для британских форпостов перед большими войнами. Неслучайно после колледжа археолог-любитель Эванс отправился журналистом на Балканы горячая точка начала ХХ века. Там Эванса сразу арестовали по подозрению в шпионаже в пользу России. Что Россия сомневаюсь, а вот шпионаж почему бы и нет. Многие британские журналисты, писатели и археологи трудились на британскую разведку. И Эванс трудился усердно, так как ему даже прочили место консула в Дубровнике или посланника в Черногории.
Но это все так, утренние размышления на балконе. Но с другой стороны, почему те, кто расшифровали линейное письмо Б скончались кто от грузовика, кто от внезапного рака. Может, это просто совпадение, а может Черт знает, какие мысли лезут на берегу моря, где все спокойно, а может, потому и спокойно, что все так и было, а шпионские войны тихие и бесшумные. Все страшное случается, когда вокруг сплошное умиротворение, а за ним греческие интриги и шпионские хитросплетения. Все истории ведут сюда. Или отсюда. И как не наблюдай, не увидишь ничего. Все обычно, все как всегда, будто и не было у этой страны потрясений.
Уже моют витрины, из кафе тянет свежесваренным кофе, а юноша играет на своей свирели, и скоро откроется пекарня, где будут восхитительные булочки и невообразимые пирожные. Все вместе и каждый сам по себе. За юношей я слежу каждый день. С лохматой собакой он приходит к восьми утра к дому напротив нашего домика и церкви и до восьми играет на блок-флейте. Я уже даже машу ему рукой. Он мне даже отвечает. А в восемь он исчезает. Даже не уходит, а пропадает, а кудлатая собака так и лежит на пороге еще не открывшейся таверны. Может, она ждет тайных посланий? Или просто подачек. И этого фильма хватает на целый день, целую неделю и весь отпуск.
Но мы же туристы, мы жаждем соприкосновения с ценностями и прочим. Мы же не только морем и миром приехали наслаждаться. Мы должны (кому неизвестно) осваивать культурные пласты. Нам пора было дальше осваивать остров.
Мони Превели.
Для начала мы объединились с двумя парами немецких старичков и вместе на катере отправились на пляж Превели, где, как утверждал Стелиос, растут уникальные пальмы, таких больше нигде нет, только в Превели. На четверых катер стоил не так уж и дорого. В шесть утра мы встретились на пристани и отправились в поход, вернее в плавание. Через два часа мы достигли заветного места. Нас высадили на берег, и катер ушел от берега в ожидании нас.
Пляж, зажатый между двумя скалами делился рекой на две части между морем и рекой, и за рекой. Вода в море смешивалась и была совершенно особой, волшебной и с чудесными свойствами, какими я уже не поняла даже на немецком. Этот оазис правда был волшебным. Река спускалась с горы, прежде чем сделать крюк перед морем, а если пойти против ее течения, то можно уйти к самым скалам, на которых стоит монастырь Мони Превели, в который невозможно подняться без альпинистского снаряжения (они отвесные). Вдоль реки стояли пальмы, похожие на шалаши. Под ними даже жили целые коммуны хиппи. Голые дети и женщины наряжались в юбки из пальмовых листьев. Они были жителями и особым узором этого пляжа, куда каждый час прибывали катера с любопытными туристами. Катера вставали на якорь в десяти метрах от берега, а мы трудолюбиво пытались пройти под пальмами вдоль реки, то и дело уступая друг другу узкую тропу. До истока реки из скалы мы не дошли, ветки пальм беспощадно кололи плечи и руки, а прыгать по камням и перебираться по шатким мосткам было сомнительным развлечением, увлекавшим только немецких стариков в армейских ботинках. Им нравилось чувствовать себя первопроходцами, а берег речушки позволял ощутить себя в джунглях Амазонки, только удавов и обезьян не хватало, хотя обезьян вполне заменяли дети из колонии хиппи, а ящерицы могли сойти за змей. Впрочем, возможно и змеи здесь водились, эта мысль была отличным поводом вернуться к берегу.