Орландо признается виновным и приговаривается к казни. Если объявится приведем приговор в исполнение на площади.
* * *После допроса Эмма вышла и села на выступ вроде бордюра у канализационной канавки. Ее начинала охватывать паника. Ей некуда было деться от Крюгера она знала, что он найдет ее повсюду на острове. Никто ее не защитит, не прикроет, никто не накажет его, зверя, который теперь будет издеваться над ней еще кровожаднее. Нет, с ним договориться не получится. Эмма приближалась к мысли о самоубийстве, но то ли ей не хватало решимости, то ли она была во власти слишком сильных эмоций поэтому не смогла сосредоточиться и придумать какой-нибудь посильный способ, хотя другой женщине на ее месте хватило бы и меньшего: потерять ребенка и мужа, остаться в полном одиночестве, а единственный человек рядом насильник, от которого уйти можно только в бордель и все это произошло со скоростью света. Эмма встала и побрела по улице, не слыша, как ее зовет Альваро, увидевший ее в прогал узкого прохода с соседнего переулка. Альваро не стал ее догонять сам отвлекся на разговор с Данитой, к которому мы еще обратимся.
Эмма в полубреду оказалась на том самом месте, куда причалила лодка с пассажирами Линкольна. Где-то там, в пучине вод, лежит корабль, а на нем все так же, верно, покоится контейнер, вместилище ужаса, где навсегда похоронены последние счастливые воспоминания о Мими. Эмме захотелось ощутить себя беременной чтобы вновь под сердцем возникла маленькая жизнь, чтобы почувствовать, как ножки внезапно толкают живот, иногда нещадно и даже больно, но всегда радостно. И как только сознание Эммы вполне увлеклось мыслями о НОВОЙ жизни, сверкнувшее перед глазами личико Мими все перечеркнуло: как же подло думать о НОВОМ, когда только что погибла ее малышка, а она предается мыслям о ее ЗАМЕНЕ, какая же она поганая мать. И не уберегла свою девочку, и любого следующего не убережет, и этот остров ей только как наказание за то, что она слишком рано оторвала Мими от груди, и та кричала, требовала, отказывалась от смеси, а потом заболела. И поделом ей, Эмме, все это! И Крюгер, в котором она ночью узнала зверя это еще малая доля тех мучений, которые Эмма должна испытать, чтоб хоть немного искупить вину. Такие чудовищные мысли роились в ее голове, и Эмма, придя в себя, как ей показалось, понурив голову, поплелась домой, если так и можно называть контейнер-логово, контейнер-берлогу Крюгера. Хватаясь за ручку двери, Эмма успела поймать себя на мысли, что он уже тут, он ждет и сразу ее ударит.
Но Крюгер, сидевший за столом, таким же крепким, как и он сам, только поднял на нее тяжелый взгляд.
Зачем ты меня опозорила?
Я не хочу тебе зла. Я просто не хочу быть с тобой.
Зачем? повторил Крюгер, уже начиная злиться.
Сам все понимаешь.
Пойдешь в бордель?
Нет.
Так что же будем делать? Ты либо моя жена, либо бордель, таков порядок. Если не бордель значит, жена. Так?
Выходит, что так.
А мне каково с женой, которая начала семейную жизнь с лицемерия?
Крюгер! Ты же жил на большой земле, ты же все понимаешь, тут какой-то цирк, нелепый спектакль.
Э-э-э, нет, Эмма. Тут жен берут, чтобы жить с ними, как с женами.
Я пока не готова.
А ты и не собиралась готовиться. Ты думала обмануть и сбежать. И, конечно, ты для этого выбрала меня единственного человека, который пытался что-то для тебя сделать. Ведь я потому и попался, скажи? Показался тебе слишком хорошим? Мягким?
Просто тебя я хотя бы знаю.
Ты, наверное, ждешь, что я сейчас изобью тебя или изнасилую, или еще что? Ждешь возмездия? Боишься. Как иначе. Но я тебя не трону. Ешь, Крюгер указал на вареную рыбу на тарелке, я дам тебе время. До вечера. Реши, бордель или я. Потому что это остров Немо. Здесь рыба просто так никому не достается.
Крюгер встал и направился к двери.
Я на сортировку. Буду вечером.
Дверь захлопнулась. Эмма, испытывая стыд, ощутила, как запах рыбы щекочет ноздри. Пальцами она принялась выковыривать мясо между острых косточек, но уже после первой пробы перестала стесняться и принялась жадно заглатывать куски, то ли высасывая, то ли стягивая зубами мясо. Она и не заметила, как всего за три минуты умяла довольно большую рыбину, водоросли и островной хлеб, лежавший там же, на тарелке. Эмма присела на кровать ей предстояло хорошенько обдумать, что же сказать Крюгеру вечером, ведь «жить с женой» означало одно: быть его сексуальной рабыней. Впрочем, бордель означал то же самое. Тупиковая, по сути, история. На этом промежуточном итоге Эмма отключилась.