Да, мой читатель, я вижу вопрос в твоих глазах. Что такое whakapapa? Это великолепная накидка, соединяющая каждого из сидящих вокруг костра друг с другом и с местами, откуда они родом. Это родство с горами, водами и землями. Для маори это то, кто он есть, с кем он связан, кто его предки. Но если whakapapa это накидка, то почему, когда эти люди начали свои сказания, я почувствовал себя раздетым? Никто не мог отнять у меня мою whakapapa, даже если я не знал ее так хорошо, чтобы пересказывать наизусть. Она жила во мне, была частью меня, как и mana[25] моего отца. Но мои губы оставались сжаты, и, чем дальше в ночь уходили речитативы и сказания, тем больше меня одолевало желание провалиться сквозь землю. Это были чужие сказания о чужом родстве, не имевшие ко мне отношения. Тогда я впервые по-настоящему понял слово «сирота». Быть сиротой означает носить простую накидку, все так же сотканную из множества нитей, но потерявшую внешний слой из кисточек и внутренний слой из тепла. Моя накидка утратила свои прекрасные отличительные черты. Только самые знающие смогли бы вчитаться в ее смысл, и то лишь тщательно осмотрев. Я же страшился любого осмотра и того, что он мог обнаружить.
Но эти люди тоже ушли далеко от насиженных мест. Они истово декламировали свою whakapapa родина была дальше, чем когда-либо, а впереди лишь новые горы и воды, и незримые опасности.
Мы все дети maunga[26], сказал высокий, сильный на вид человек, который не мог быть старше меня больше, чем в два раза. Но теперь мы покидаем своего предка. Мы покидаем свои могилы и свои дома. Мы поем tangi[27] по старой родине, но мы ищем будущего в новой, где заключим союзы, которые обеспечат нам безопасность, где сможем построить новые дома и начать хоронить усопших. Мы построим новые дома в долине Те Ава Кайранги[28] и в Те Вангануи-а-Тара[29], и скоро заживем в достатке, торгуя с pakeha[30], в чем нам поможет великая гавань Тары.
Говоривший признавал, что они были не первыми переселенцами, а одними из многих. Они пойдут туда, где уже начали осваиваться их соплеменники и дальние сородичи.
Kia kaa tatou. Kia maia. Будьте сильны духом и телом. Мы последние из многих, кому предстоит установить новые права в новом доме. Наши сородичи будут нас приветствовать. И если те, кто не в родстве с нами, потребуют от нас битвы, мы будем сражаться так, как не сражались никогда раньше. Мы сможем. Мы заставим тех, кто бросит нам вызов, отпрянуть в страхе, а тех, кто нас поприветствует, возрадоваться тому, что мы их союзники.
Пока продолжалась эта речь, ко мне подошли другие дети из лагеря. Их больше не обременяла поклажа, и теперь они получили возможность выяснить, кем был затесавшийся среди них незнакомец. Должно быть, я выглядел именно так, как себя чувствовал выставленным на всеобщее обозрение, беззащитным.
No ea koe? Откуда ты? спросил самый высокий из них. Я пожал плечами, избегая смотреть ему прямо в глаза. Иногда именно во время отдыха начинаешь чувствовать все то, что отгонял прочь, чтобы выжить. Я устал, и ни притворства, ни бахвальства во мне не осталось.
Маленький бездомный мальчик
No whenua
Ara, te tutua!
He tutua koretake!
Koretake, koretake, koretake[31], хором скандировала детвора. Никчемуха. Я с ними не спорил. Я платил свою цену.
* * *Оно казалось невероятно далеким, это поселение в Те-Упоко-о-те-Ика, «Рыбьей голове»[32], как мы ее называли, на самой южной оконечности Северного острова Новой Зеландии. Мне хотелось верить, что, когда мы дойдем до этого места, эти люди обретут новый дом, и я вместе с ними. Но, поскольку за свою короткую жизнь мне довелось так много скитаться в одиночестве, я знал и то, что в подобном путешествии будет непросто находить пристанища для отдыха. Везде уже жили другие люди, и они станут защищать свои земли. Вряд ли наше прибытие вызовет у них радость.
Все это обсуждалось довольно долго. А потом, когда настало время отдыхать, речи обратились в пение. Не могу описать то глубокое утешение, которое принесла мне тогда waiata[33]. Прошло долгое время с тех пор, как я слышал такие песни и видел вокруг себя лица, такие же, как мое собственное, принадлежавшие людям разных поколений.
Дети давно оставили меня в покое, поскольку я не реагировал на их дразнилки хоть сколько-нибудь воодушевляющим образом. Но я знал, что их родители и старейшины не смогут бесконечно игнорировать мое присутствие или, по крайней мере, не смогут создать видимость, что меня игнорируют, не спросив наконец, кто я такой. Время, когда мне следовало представиться подобающим образом, давно прошло. Могу списать такое странное положение вещей лишь на странные обстоятельства нашей встречи. Решив, что я достаточно безобиден, эти люди не имели ни сил, ни желания замечать мое существование бок о бок с ними. Но теперь, когда все немного отдохнули от многодневного пешего перехода, на меня обратили внимание.