Джень добры, обратился он к привратнику.
Витамы, гипан, фэйсконтроль он прошел, его рожа уже тут примелькалась. Внутри служба уже началась. Прихожане стояли и слушали проповедь на тему единства нации, традиции и культуры, которое, разумеется, воплощено в их религиихисизме (опасная тема). Не сказать бы, чтобы храм был полон, но все-таки люди были, хисизм снова вошел в моду, а сегодня вечером ещё и начинается карнавал мертвых. Хисизм со своей верой в одинаковый конец для всех отлично гармонировал с потребностями людей, переживших революцию и иностранную интервенцию в очередной раз. На вечерней службе будет громадное количество народа. Статуя Хиса стоит сбоку от кафедры, напротив усыпальницы первого епископа Медиолана. Хис изображен в виде скелета в остатках старой формы вранских файерарйтеров, укутанный в предположительно пурпур с золотой кольчугой, на гладком черепе горят сапфировые глаза, крупнейшие камни из найденных в горах Авероны, а в руках у него голова с закрытыми глазами, содранной кожей висящей лоскутами и императорской диадемой с драгоценными камнями. Статуя стояла здесь несколько сотен лет. Или больше тысячи лет, всплыло в сознании вместе со сдержанным удивлением, почему у сапфиров еще не выросли ноги.
Юноша сначала двинулся по шахматному полу к лифту, потом передумал и протиснулся в боковую галерею, решив все-таки спуститься по лестнице в усыпальницу Моро когда-то файерайтеров Медиолана, и других членов городского совета, а также знатных гостей города, которые внезапно оканчивали свой земной путь в его стенах. Его окружали статуи, суровые и задумчивые, улыбающиеся и хмурящиеся; вокруг струилось мраморное кружево безупречной геометрии.
Последний глава совета Вольной Светлейшей Республики Вран Ягайло Моро нашел здесь свой покой. Весьма скромный приют: всего лишь надгробный памятник-мавзолей, в котором он представлен на первом плане скульптурной группы: Покой и Свобода, Валь привычно скользнул взглядом по могиле предка, который в гробу переворачивается от такого потомка.
« Ты уже думал, чем займешься? Танцульки это хорошо, но я бы хотел, чтобы ты поступил на экономический и продолжил образование.
Зачем? Мне это не нравится.
Культура потребления у меня не принята. Капитал должен работать, одушевленность капиталу не положена.
Я сын своего отца.
Это не ответ! И это совсем не то, что я хотел услышать!
Это мой ответ», неприятный разговор с Белой снова всплыл в памяти, но разговор как будто проходил не между ними.
Он прошел мимо сравнительно скромной гробницы архитектора собора.
« Валентин, вернись в гимнастику, ты еще сможешь частично восстановить форму и помочь команде на чемпионате системы», разговор с главой федерацией гимнастики Врана. Она даже просила, не требовала, как всегда в разговоре с ним.
Аллегория Удачи насмешливо кривит мраморные губы:
« Ваши головные боли начались с рождения? У них специфическая природа, как ни странно, Вы так реагируете на благородные металлы, особенно обостренная реакция, наблюдается на золото. Солнечный металл высокой пробы пробуждает в Вас Что Вы сейчас чувствуете?» очередной визит к врачу с мамой скрылся в памяти.
Могила юного файерайтера, прибывшего в Медиолан из Литины, когда начались столкновения с Родезией. Он погиб и был похоронен здесь, его надгробный монумент считался одним из шедевров мировой скульптуры, выполненный мастером Гьяни. Здесь он смотрел на юное лицо, и видел умиротворение. Файерайтер выглядел спокойным и свободным от всего до того, как к нему прикоснулись неизвестные вандалы. Сейчас надгробие было огорожено лентами после акта вандализма.
Ты погиб в двадцать два. Во главе тогда еще флотилии, как и полагается файерайтеру. Я читал о тебе в домашней библиотеке: любимчик своего отца, в пятнадцать ты доказал своё право называться файерайтером в первом же бою. Певец, красавец, поэт, дамский угодник, дипломат. А погиб так внезапно, но самое странное, что художник спустя восемьдесят лет так изобразил твою посмертную маску, кажется, будто бы ты все успел в своей жизни, но это же не может быть так? Или может? он прервал свой монолог и вгляделся пристальнее. А я в такой жопе, что видишь, даже с твоей статуей, которой еще и непонятно за что досталось в этой жизни. Разговариваю, блин. Лечиться пора, Валь решил срочно ретироваться, только не в холодную общагу, а куда-нибудь еще. Отмахивать обратно пешком восемь километров под мелким дождем он на данный момент не хотел.