Мне нужно поговорить с тобой, Томас, начинает он.
Я слушаю.
Не знаю, насколько это важно, но чувствую, нужно обсудить это с тобой. Речь идет о сестре Лукреции.
Лукреции Муртин.
Это одноглазая женщина, которая делила с ним постель несколько лет, когда он тонул в текиле после того, как проект отца по расчистке чащобы и открытию торговых центров закончился полным провалом. Когда он обрел веру, Лукреция тоже ее обрела и стала сестрой в ордене, невестой Летающих Валенд. Я видел ее в монастыре; она обычно ухаживает за садом и держится особняком.
Что с ней?
Ты знаешь, что мы с ней когда-то были близки. Пока не вступили в орден. Тогда
Тебе нечего стыдиться.
Так я и не стыжусь. Но правда, что в последнее время она стала скрытной. Малоразговорчивой. Она отказывается говорить, что ее беспокоит. Боюсь, эти проблемы могут заставить ее покинуть нас.
Это ее право.
Он машет рукой.
Конечно, и в обычном случае я пожелал бы ей всего хорошего, если бы это было ее решение. Мы все следуем своими путями, куда бы они нас не вели. Я никогда не посмел бы ей мешать, если бы она выбрала это сознательно, а не потому, что вынуждена так поступить.
Вынуждена?
На нее давит что-то или кто-то.
Ты думаешь, один из монахов или приезжих ее побеспокоил? Угрожал?
Не совсем, говорит он. Но, возможно, она все равно чувствует угрозу. Она непростая женщина, которой в жизни пришлось многое вынести.
Почему ты мне об этом говоришь?
Вертикальные шрамы на его запястье ярко выделяются в предзакатном солнце, когда он подпирает руками подбородок. Он кивает, обдумывая, что хочет сказать, прежде чем поделиться со мной.
У нее есть тайна.
Мне хочется сказать «больше нет», но я удерживаюсь.
Понятно.
Он нервно постукивает зубами, глаза начинают бегать. По шее от того места, где колючка проткнула кожу, стекает кровь.
Я подслушал ее молитвы. Она повторяет одно имя.
Мое?
Нет. Твоего брата. Себастьяна.
От звучания его имени у меня начинает болеть бок. Отметины зубов Себастьяна еще на мне, там, где когда-то было лицо. Шрамы от укусов больше не красные. Они окрасились в темно-серый цвет. Зубной врач мог бы снять слепок и сделать хороший протез.
Что-то определенное?
Нет, но я должен признать, это сильно меня беспокоит.
Меня тоже.
Мы стоим под темнеющим небом, смотрим друг на друга и никуда не торопимся. Не знаю, каких действий он ждет от меня, но я рад, что он пришел. Некоторое время, стараясь сильно не зацикливаться, я раздумываю, почему Лукреция Муртин могла упомянуть имя моего брата. Потом иду прочь.
Куда ты? спрашивает аббат Эрл.
Покататься на осле.
СЕСТРА ЛУКРЕЦИЯ МУРТИН носит белую повязку на глазу, которая отражает лунный свет к ее ногам.
Она не то чтобы танцует, но сильно раскачивается, когда двигается по полу пустой палаты для новорожденных. Изображает, как медсестра проверяет недоношенных младенцев в инкубаторах. Это точно выверенные движения: включение мониторов, внимательный осмотр трубок и проверка давления кислорода. Здесь требуются тонкие настройки.
Она нагибается над несуществующими детскими кроватками, воркует и поднимает новорожденных, которых там нет не то фантомы, не то воспоминания. Она сидит в кресле-качалке и раскачивает спящих младенцев, тщательно осматривая их крошечные варежки и шерстяные шапочки. Здесь нет кресла-качалки, и я поражен тем, как точно она изображает движения в такой невероятной позе, покачиваясь взад-вперед на сиденье, которого под ней нет. Ее ноги и ягодицы, должно быть, работают на пределе своих возможностей.
Она идет по коридору и передает новорожденных их призрачным матерям в родильном отделении. С каждой присаживается поговорить, обсудить прекрасных младенцев, их яркое и открытое будущее. Я почти слышу, как матери всхлипывают от радости и целуют крошечные лобики своих деток, у которых еще не открылись глазки.
Сестра Лукреция благодарит святое имя Летающего Валенды и идет по натянутому канату собственной совести. Как и все мы. Она любуется в окно на звезды и передвигает повязку на здоровый глаз.
Лунный свет заполняет ее пустую глазницу, доходя до самых глубин.
Зубы ее блестят в ночи, и она слепо поворачивается ко мне лицом, широко раскинув руки.
КАПЛИ ПОТА ПАДАЮТ на кухонный пол. Доди и Сара, две женщины в доме, не доев десерт, смотрят друг на друга как старые враги. Они на кухне, на равном расстоянии от ящика с ножами. Полем битвы это место стало задолго до их появления в доме, призраки в стенах и буфетах доказывают: война лишь вопрос времени.