В конце коридора слышен шум. Я иду на звук. К моему удивлению, вижу, что Фред проснулся. Обычно он, страдая от паранойи, не спит три дня подряд, а потом сваливается, но сейчас, должно быть, нюхает так много, что это вернуло его к жизни. Я без рубашки, и он смотрит на то, что может быть моей сестрой. Женственные черты на ребрах собрались в легкую гримасу.
Она уходит от меня, говорит он, обращаясь к ней.
Похоже на то, говорю я.
Мы были вместе почти два года, и теперь она меня бросает, вот так, в каких-то убогих ебенях.
Может, это к лучшему.
Какое на хрен к лучшему! Как ты можешь так говорить? Послушай, у нас были планы, мы собирались в разные места. Она хотела писать сценарии, а я бы искал финансирование и был продюсером. Вот так все было. Но это? Что за чертовщина? Она идет вразнос и бросает меня ради какого-то непотребного существа!
Только одной трети этого существа. Моего брата Джонаса.
Да мне плевать, как их зовут! Ты что, не видишь, как эта хрень двигается и что она делает? Господи, это же не человек!
Он выскакивает из кровати сплошной клубок сухожилий, мышц, костей, да еще несколько присосавшихся к нему клещей; он ведь всегда слишком возбужден, чтобы вытащить их. Ни жира, ни лишних частей или субличностей. Его разрывает маниакальное напряжение, каждая вена вздымается. Он бросается к бюро и начинает там рыскать, разбрасывая одежду, пустые флаконы и фрагменты сценариев. Он рассыпает тальк и детское слабительное, и похожее на гриб белое облако взрывается в воздухе, оставляя следы на потолке.
Фред трясет головой как пловец, у которого в ушах вода, но не может избавиться от заразного звучания. Мне его очень жаль, несмотря на то, что он такой засранец. Он зло косится на мои ребра.
Думаешь, я недостаточно мужчина, чтобы удержать свою женщину? Думаешь, я не буду драться за нее?
Нет нужды. Просто прими тот факт, что она уходит от тебя. Война окончена. Ты проиграл.
Черта с два.
Черта с два вот как. Фред теперь стал расходным материалом. У него нет ни причины, ни цели оставаться с нами, а может, никогда и не было. Войти в этот дом было все равно что попасть в зыбучие пески, и чем активнее он боролся, чем глубже проваливался, пока наконец не смог выбраться. Сара, однако, останется здесь. Чем это кончится, я не знаю, но ей решать.
Фред продал бо́льшую часть своего имущества несколько дней назад, чтобы купить наркотики. Видеокамера и цифровой магнитофон давно исчезли, как и все ценные вещи из дома телевизор, стерео, мелкая наличка, мои часы и другая ювелирка. Это не имело для меня значения, за исключением обрамленной фотографии моих родителей, которую он снял сегодня.
Я обыскиваю комнату, пока он продолжает разбрасывать кругом вещи. Мы оба копаемся повсюду. Он оглядывается и говорит:
Что ты делаешь? Эй ты, как там тебя зовут? Послушай, это мое! Убери руки. Это мое.
Фотография наполовину вынута из рамки, стекло треснуло. Я оборачиваюсь, и тут Фред вынимает из-под матраса один из наших кухонных ножей. Он еще более оторвался от реальности, чем я думал. Он смотрит вниз, на лицо на ребрах, и спрашивает:
Что это? Что ты сказала мне, чертова сука?
Я прислушиваюсь, но ничего не слышно.
Он действует быстро, но неуклюже. Резко бьет ножом, однако промахивается на шесть дюймов. Мне даже не пришлось отступать. Он пытается ударить снова, метя в ребра, где проступает лицо моей сестры, и я резко отдергиваюсь влево, хватаю его за запястье и сгибаю назад, все дальше и дальше, пока он не роняет нож. Я продолжаю сгибать запястье, пока хруст мелких костей не становится достаточно громким, чтобы заглушить декламацию Джонаса, и зажимаю рукой скользкие губы Фреда. Тот визжит под ладонью, а я усиливаю давление, чувствуя, как трещина дюйм за дюймом поднимается вверх по локтевой кости.
Он все смотрит на лицо до смерти напуганными глазами, пока я шепчу ему в ухо:
Слушай, я разбавил твой кокс метамфитамином, и он еще лучше, чем тот, к которому ты привык. Ты слишком часто бодяжил свою дурь. Если собрался что-то делать так делай хорошо. Ты сегодня уезжаешь, Фред, и уезжаешь без Сары.
Он бьется как рыба, вынутая из воды, и я убираю ладонь, чтобы его было слышно.
Нет! Моя рука! Нет, ты
Мой брат любит ее, и она, я думаю, начинает влюбляться в него. Смирись с этим несколько странным фактом.
Несколько странным! Ой! О боже боже, послушай
Это плохо кончится, когда Сара протрезвеет, и, возможно, кончится сумасшествием, но так почти всегда. Я говорю ему: