После вчерашней грозовой бури наступило затишье. Даже ветер почти не дул.
Тёплые лучи дневного светила приятно согревали голову Прэта с гривой рыжих волос. Теперь они были такими же длинными и огненными, как у аборигенов. Но в отличие от них, У Винтара имелась ещё и борода, которую приходилось обжигать огнём, чтобы остановить рост щетины.
Из-за волос на лице и оставшихся на левой щеке белых зарубцевавшихся шрамов, аршальцы часто над ним насмехались, считая его уродом. И тут они были правы. С некоторых пор Прэт и сам готов был называть себя уродом, не только физическим, но и моральным.
Да, в последние годы он совершил немало ошибок и преступлений, за которые сейчас приходилось расплачиваться рабской жизнью на этой убогой планете. Но признавать грехи было очень трудно, ведь у всех его поступков имелись свои мотивы. Возможно, и они были ошибочны, если попытаться взглянуть на себя и свою жизнь с разных сторон Когда-нибудь он, наверняка, так и сделает, но пока его сознание было к этому неготово
В тот день, когда Винтар впервые появился в поселении Шаду, и его поместили в старую вонючую хижину, даже местные невольники смотрели на пришельца с неприязнью.
Увидев необычного раба, пленные аршальцы с явным недоумением таращились на Прэта, как на диковинного уродца. К такому отношению он уже начал привыкать. Вопрос был в другом Смогут ли сами дикари привыкнуть к его внешности, или всё время будут демонстрировать первобытную ксенофобию?..
Он приветственно махнул рукой туземцам и осмотрелся, вглядываясь в окружающий полумрак. Кроме тлеющего очага в центре рабского жилища и лежанок из сухого тростника, на голом глиняном полу почти ничего не было. Лишь возле аборигенов валялись ветки сушняка и какой-то кожаный мешок с узкой горловиной.
Да, похоже, моя новая жизнь будет гораздо веселее, чем предыдущая, иронично пробормотал Винтар себе под нос и вновь задрожал от холода, который пробирал его до костей.
По ночам температура здесь могла опускаться ещё ниже, и Прэт всерьёз опасался переохлаждения. Он присел на одну из куч тростника и обхватил себя руками, чтобы хоть немного согреться.
К счастью, вскоре в хижину заглянул знакомый стражник, которого Винтар запомнил по шраму на правом плече. Он молча бросил новому рабу некое подобие одежды. Это был широкий отрез неплохо выделанной шкуры торна с круглым отверстием посередине для головы. В таких же одеяниях сидели остальные невольники.
От звериной шкуры исходил отвратительный запах, но выбирать в данном случае не приходилось. Лучше иметь хоть что-то, чем совсем остаться без одежды.
Винтар быстро облачился в толстую накидку и обвязался куском верёвки, так же брошенной стражником. После этого ему стало намного теплее. А что до запаха, то к нему можно привыкнуть.
В следующий момент деревянная решётка встала на своё место, закрывая низкий вход в жилище, и, окончательно отрезая бывшего генерала ВСЗФ от свободной жизни
Некоторое время внутри стояла тишина. Невольники продолжали оценивающе приглядываться к новому рабу. Потом один из них что-то произнёс на местном языке.
Прэт догадался, что обращаются к нему, но смог лишь отрицательно мотнуть головой.
Ничего не понимаю. Хочу пить. Вода есть?
Он показал себе на рот и жестами попытался объяснить сказанные слова. Говоривший с ним абориген махнул рукой и ткнул пальцами в кожаный мешок, лежавший возле очага.
Винтар взял его в руки и встряхнул. Внутри что-то забулькало. Это был бурдюк местного изготовления.
Выдернув из горловины деревянную пробку, Он поднял мешок и сделал осторожный глоток. Вода была тёплой и противной на вкус, то ли сама по себе, то ли от того, что находилась в бурдюке.
Спасибо, поморщился Прэт и заметил, что другой невольник протягивает ему круглый плод.
То, что это не камень, а именно плод какого-то растения можно было понять по его яркому оранжевому цвету и черенку. Пробовать его, подвергая опасности собственное здоровье, Винтару не очень хотелось. Но раз уж он попал на эту злосчастную планету, то придётся рисковать. Надо же ему тут чем-то питаться.
Помяв в руке упругую кожуру плода, он откусил от него маленький кусочек, и тут же пожалел об этом. По всему рту мгновенно разошлась сильная вяжущая горечь, которую трудно было сравнить с чем-то знакомым. Язык онемел, а челюсть свело.
«Ядовитая гадость!..» мелькнула в его голове страшная мысль.