Я так долго жил в пустыне у мидианитов, что совсем забыл дорогу сюда. Оба слегка усмехнулись. Кстати, всей жизнью признателен тебе за совет пойти к Итро. Его дочь уже много лет моя жена и сестра. И там там я встретил Его. Моше медленно воздел глаза к небу.
Обо всем этом я мог только догадываться и представлять себе в лицах и числах, Корах указал Моше на кресло. Расскажи мне о Нем.
Конечно, но несколько позже, Моше слегка запнулся. Ты мог бы собрать совет старейшин? Мне нужно поговорить с ними.
Вечером того же дня в доме Кораха собрались наиболее почитаемые представители двенадцати колен Израиля. Одни смотрели на пришельца с недоверием, другие с надеждой.
Многие из вас помнят меня по временам моей юности, начал Моше. Я был воспитан во дворце фараона и руководил тогда стройками Раамзеса и Питома. Мне потребовалось время понять, а главное почувствовать, что я, министр северного царства, на самом деле являюсь частью угнетаемого народа. Несколько раз я пытался привлечь внимание фараона, чтобы смягчить жизнь несчастных, однако никто из совета меня не поддержал. Рамзес отнесся к моим словам с полным непониманием почему ни с того ни с сего меня заботит судьба его рабов. С каждым упоминанием об иврим раздражение владыки нарастало. А тут еще эта история с убийством египетского надсмотрщика. Если бы я тогда вернулся во дворец, фараон бы, конечно, простил мне кого интересует какой-то надсмотрщик. Но он взял бы с меня слово сосредоточиться на строительстве городов и больше не докучать ему нелепым заступничеством. Именно этого я и опасался. Окажись я в такой ситуации, руки мои оказались бы связаны, и вряд ли мне бы удалось вырваться из этих пут. Поэтому я бежал, как от погони, оставив свою прежнюю жизнь на заклание, словно праотец Ицхак. Ведь он согласился принести себя в жертву всесожжения, следуя указанию Бога для его отца, Лунного Странника.
Среди старейшин прошелестел одобрительный шепот.
Мой старший друг и наставник Корах, да благословятся дни праведника, направил меня в землю мидианитов, в стан к верховному жрецу Итро. Только со временем я постиг дальновидность и мудрость этого совета. Во-первых, Итро был единственным, кто заступился за сынов Израиля, когда фараон и его советники строили планы их порабощения, а то и истребления. А во-вторых, со временем я стал мужем его дочери Ципоры. Я многому научился у моей жены и ее отца, и ни на минуту не жалею о своем побеге из Мицраима. Сейчас же дорогу сюда мы преодолели вместе с двумя нашими сыновьями.
Присутствующие слушали молча. Слова Моше вызвали заинтересованность даже у тех, кто вначале скептически отнесся к его появлению. Судя по благосклонным покачиваниям голов, можно было заключить, что речь его по душе седобородым старцам.
Теперь о главном: я здесь потому, что Он послал меня.
Вряд ли появившаяся на горизонте туча саранчи или внезапно обрушившаяся на Египет тьма произвела бы большее смятение среди присутствующих, чем последние слова Моше. Кто-то вскрикнул, другие повскакали с мест, иных затрясло от волнения.
За сотню с лишним лет египетского рабства в среде иврим появились смельчаки, объявившие себя пророками Всевышнего и вещавшие разного рода идеи освобождения. Но благие их намерения ничем хорошим не кончались. Старейшины Израиля предлагали им пройти проверку, для выявления истинности их слов. Ни один самопровозглашенный пророк до сего дня такого освидетельствования пройти не смог. В лучшем случае их путь заканчивался на тяжелых работах в глиняных ямах, в худшем их могли придать побиению камнями за лжепророчество. Таким образом, заявление о своем общении с Богом, а то и о родственной связи с ним, несло в себе известный риск непризнания со всеми вытекающими последствиями.
Однако, спокойствие и уверенность Моше производили благоприятное действие на старейшин, и это направило разговор в деловое русло.
Скажи, поднял голос председательствующий на собрании глава колена Йегуды, сообщил ли тебе Неназываемый некий пароль, которым ты можешь удостоверить свой рассказ о свидании с Ним?
Моше взял перо и кусок пергамента, которые слуга уже держал наготове. Аккуратно набирая заранее налитые чернила, он неторопливо начал выводить буквы, не забывая об огласовках. Пароль следовало представить с абсолютной точностью. По мере начертания знаков, разговоры в помещении стихали, пока не установилось совершенное молчание. Казалось, ничего более важного в этот момент не существовало. Моше выписывал не только буквы своей жизни; за этими знаками стояла судьба целого народа, осуществление древнего пророчества, данного их праотцам Невидимым Богом. Они ждали избавления, жаждали получения особой роли и молились о возвращении в обетованную Землю.