Когда Моше спросил об утопленных в Ниле младенцах, Корах понял истинную причину его побега: он не хотел оставаться в этой стране, не желая больше иметь дело с египетской властью.
Именно в Нил, наконец проговорил Корах. Вода сама не имеет формы и лишает формы все, что попадает под силу ее потока, зализывает особенности и неровности, всех уравнивает и обрекает на забвение. Вот почему фараона убедили бросать младенцев в реку чтобы обезличить нас, отнять самобытность, растворить в бесстрастном потоке истории, чтобы не осталось и следа, как после потопа. Бильам знал, что делал. Я старался не говорить с тобой об этих вещах, чтобы не смущать твой ум и не дать ослабнуть твоему усердию в карьере министра. Мне казалось, именно оттуда, с вершин государственной власти должен прийти избавитель. И я возлагал на тебя большие надежды.
Они умерщвляли младенцев И ты молчал!
Когда это произошло, было уже слишком поздно. Да и все равно я не смог бы ничего сделать. Ведь моя служба тогда только начиналась, и слово мое не имело никакого веса. Но был человек я кажется, упоминал о нем в наших беседах. Итро, верховный жрец Мидьяна. Его мнение уважал сам фараон, а его знания религиозных культов высоко ценились жрецами. Он в свое время заступился за наш народ перед верховным владыкой. К сожалению, тот не внял совету мудреца, а попал под влияние могущественного пророка Бильама, который и вложил в царственную голову идею с младенцами. Вообще, мне кажется, что нам придется еще не раз столкнуться с кознями, а может быть и казнями этого чародея. И я молюсь, чтобы Всевышний да восславится священное Имя когда-нибудь превратил бы его проклятия в благословения.
Вздохнув, Корах продолжил:
Понимая, что в Египте оставаться ему более не безопасно, Итро ушел к себе в Мидьян. Я тогда имел честь познакомиться и говорить с ним, и он вселил надежду в мое сердце. Видения, открывшиеся ему, позволяли думать, что Бог не забыл о своем завете с праотцами, и что, несмотря на всю безысходность рабского положения, наш народ все-таки под присмотром Небес.
Я не вернусь во дворец, повторил Моше уже более твердым голосом. Дыхание его стало размереннее, глаза смотрели твердо и упрямо. Я вообще не желаю иметь с ними ничего общего. После всего, что они Как мне найти этого человека Итро? Я хочу познакомиться с ним поближе. А оставаться здесь мне теперь тоже небезопасно.
Корах помедлил, пытаясь понять, не делает ли этот юноша опрометчивого шага, не уклоняется ли от предназначенной ему роли, не сворачивает ли с одному ему предначертанного пути. Наверное, сворачивает. Путь лежал наверх, к управлению и подчинению себе египетской машины подавления, к переустройству всего уклада государственного хозяйства и в конечном счете к освобождению евреев из-под рабского гнета. Так думал Корах, так выстраивал он возможный план, опираясь на свои знания и опыт.
Но видимо, у Всевышнего имелись на этот счет свои планы. Моше уходил, прерывая блестящую карьеру на самом взлете. Острый ум, продуманный распорядок действий, успешность строительных и хозяйственных проектов и наконец, благосклонность самого владыки Египта все шло прахом. Однако, что-то подсказывало Кораху, что не следует препятствовать порыву молодого человека. Иногда окольная тропинка может вывести на столбовую дорогу.
Иди в Мидьян, произнес он наконец, после Суфских ворот на выходе из страны держи на восход солнца. У местных жителей спрашивай, как попасть в стан Реуэля так называют Итро тамошние племена.
Моше поднялся и обнял Кораха. Они постояли молча.
Подожди еще минуту, Корах вышел и тут же вернулся с посохом в руке. Возьми его. Мне он достался по наследству от отца, а ему от его отца да живет память праведников. Когда-то этот посох принадлежал самому Леви сыну Иакова, основателю нашего с тобой рода.
Благодарю тебя, в словах Моше вновь послышалось волнение. Я постараюсь хранить его лучше, чем расположение фараона.
Моше развернулся и быстро вышел. Всматриваясь во тьму, Корах, провожал глазами удаляющийся силуэт. Близкий человек, с которым их соединяло так много, исчезал в неизвестности, и скорее всего им не суждено встретиться вновь. Заменить друга было некем, и тоскливое одиночество обволакивало его. В голове звучал мотив, похожий на знакомую с детства колыбельную.
Он долго стоял, опершись на ограду террасы. Они с Моше, находясь в недосягаемости друг от друга, видели над собой одно ночное небо. И возможно, отныне это единственное, что будет объединять их до конца жизни.