В то время Йегуда отошел от остальных братьев, поселившись в Тимне, и занялся разведением мелкого скота. Муки совести и чувство вины за продажу младшего брата ишмаэлитским купцам не отпускали его с того дня, как они с братьями принесли Иакову одежду Йосефа, выпачканную в крови заколотого козленка. "Мы совершили убийство, день за днем в течение двух десятков лет стучало у него в голове, двойное убийство. Несчастный брат! Несчастный отец!"
Йегуда не унаследовал от отца гибкой изворотливости ума; манипуляции с ивовыми прутьями у водопоя в расчете на многократный приплод крапчатых овец до подобных ухищрений молодого Иакова Йегуда никогда бы не додумался, а слыша о них, лишь пожимал плечами.36 Однако, нелюдимость и упорный труд шесть дней в неделю делали свое дело: его дом постепенно богател, и вскоре он был избран верховным судьей окрестных поселений. Отныне он разбирал запутанные дела и даже мог выносить решения о казни и помиловании.
Дел было невпроворот, поэтому, когда отец неожиданно потребовал его к себе, Йегуда отправился неохотно.
Иаков указал ему на Тамар:
Для твоего старшего. Девушка толковая, и в ней сила.
Но отец, возразил Йегуда, у Эра в голове ветер. Он ни к чему не приучен и не силен в знаниях, а только бегает за соседскими девчонками. Какой из него муж?
Все равно, возьми ее к себе в дом. Может, и у тебя что-то изменится.
Первое время Эр не мог оторваться от молодой жены. Безумия страсти охватили их в первую же свадебную ночь, и несколько дней они почти не расставались. Странным казалось лишь одно: в самом конце Эр покидал ее лоно. Вначале она приняла это за какую-то неизвестную ей мужскую особенность, а может быть и случайность. Но когда это повторилось снова, а потом еще раз, она все-таки решилась спросить.
Я хочу, чтобы ты не потеряла ни осколка своей красоты, улыбнулся Эр, с нежностью глядя на нее, любуясь точеными линиями ее тела. А дети могут испортить твои божественные формы.
Водопад-великан, со дня свадьбы сверкавший в душе у Тамар разноцветными радугами, враз обрушился, превратившись в безнадежную лужу, обреченную на медленное, тоскливое высыхание. Всю оставшуюся ночь она не сомкнула глаз, задремав лишь под утро. А когда проснулась, увидела рядом мертвое тело. Давясь слезами, преодолевая подступившую к горлу тошноту, она отпрянула и закричала.
На сороковой день после похорон Тамар предстала перед Йегудой и потребовала себе Онана. Йегуда помолчал, подумал, затем вызвал второго сына.
Восполни имя и род твоего старшего брата, благословил он юношу.
То ли Онан не вошел еще в возраст, то ли было ему не до рождения потомства, а только воспринял он благословение отца как нежеланную ношу. Мало того, что он не пытался восстановить имя своего брата, зачав за него первенца, но к молодой жене даже не прикасался. Отвернувшись от нее, он прятал руки, издавая при этом звуки, напоминающие блеяние барана. Несколько ночей Тамар в изумлении смотрела на это действо, пытаясь понять, правильно ли она себя ведет, и что ей делать дальше. Не прошло недели после свадьбы, как Бог умертвил и Онана. А что еще должна была подумать Тамар, проснувшись рядом с мертвым телом? Какое-то время она сидела в оцепенении, ощущая глухой шум в ушах и бессмысленно глядя в одну точку. Оправившись от первого шока, она все-таки заставила себя подняться и продолжить жизнь.
Потом она стояла перед Йегудой, словно соляной столб, не решаясь посмотреть на свекра. Грузный Йегуда молча раскачивался на низкой скамейке в знак траура. Наконец, подняв на нее тяжелый взгляд, он произнес:
Надень черное и возвращайся в дом твоего отца. Ты видишь, твои мужья умирают. Я не знаю, кто ты, и не действует ли через тебя Сатан. Я не понимаю, почему Бог так немилосерден ко мне. Хотя может и догадываюсь. Но это старая история, и тебя она не касается. Мой младший Шейла еще ребенок, и он мой последний сын. Сейчас я не отдам его тебе. Подождем три года, пока он возмужает.
"Голос, словно трещина в камне", подумала Тамар, покидая его дом.
Спустя три года она вновь предстала перед Йегудой:
Срок пришел. Каково твое решение?
Я не знал, что должен принимать решение, пожал плечами Йегуда.
Три года миновали, а я по-прежнему ношу траурное платье. Я еще молода и хороша собой, и хочу принести в твой дом наследника. Ты обещал.
Послушай, глубоким басом произнес Йегуда, и слова его тяжелыми камнями падали ей на сердце. Я тебе ничего не обещал. Шейла мой последний сын, и мне страшно привести тебя к нему. Моя жена, как ты знаешь, не вынесла ударов судьбы, которые, что ни говори, напрямую связаны с тобой.