Я же просил тебя помогать мне с дорогой, я не вижу ничего из-за этих чужих солнц! почти кричит на меня отчим. Солнцы это фары, его грубый сленг из низов Орхолта путается у меня на ушах дешевой лапшой быстрого приготовления. Ты хочешь доехать до Гамильтона живым или нет? орет он еще громче. Я ему не отвечаю, мы оба знаем, чего я хочу, о да, о да, о смерть, о кибернетические коровки на вывесках кафе с фастфудом, потому что настоящих я вообще никогда не видел вживую, но мы уже почти приехали. Я вижу перед собой здание в такой схеме, в таком разрезе, как помесь промышленного сооружения с рекламным щитом: облупленное стекло, косые швы, полуметровые ряды панелей, рама с проводами, опоясывающая это все. Неоновая вывеска гласит:
«Добро пожаловать! Частный пансионат Гамильтон Хиллз. Сохраняем постоянство ваших подростковых умов и сердец с 2022 года!»
Надпись чуть ниже, переливается и изгибается: «До Орхолта четыре тысячи миль.»
Четыре тысячи миль до ближайшей ниши цивилизации, кем мы учимся быть, отшельниками и без личностными сисадминами, не надо, я сам донесу все свои сумки и вещи!
Нас никто не встречает, замечаю я, когда мы подходим к стеклянным дверям, но это не значит, что они прозрачные, прозрачными бывают только зеркала, да и те скоро цензура прикроет. Моя куртка трепещет на ветру, словно не она меня греет, а я её. Может быть, они передумал меня зачислять?
Карт, отец Джеффри Фелпса, мы прибыли, бормочет отчим в коммуникатор, переминаясь с ноги на ногу. Можете отпирать.
Доступ разрешен. Правила вы знаете, охранники предупреждены. Джеффри Фелпс, добро пожаловать! Попрощайтесь с отцом
Он мне не отец! гаркаю я в ответ, а потом сам пугаюсь звука своего голоса, грубого и ломкого. Пусть он со мной прощается, если помнит, как меня звать.
Хорошо, незнакомый мне ребенок, отчим всплескивает руками, его тощая и словно собранная из костей в собачьей будке фигура колышется в унисон со мной, ветер просто сбивает меня с ног, но я не спешу под защиту новых стен. Не смею задерживать! Не пей воду из-под крана как дома, не ешь зубную пасту с голодухи как дома, забудь номер дома и меня. Прощай, Джеффри!
Прощай, я захожу в темноту холла, и мои ноздри опаляет запах дезинфекции, хлористый дух, пресный и острый одновременно. Свет зажигается в тот момент, когда я делаю шаг назад и дважды топаю, он тотчас дает мне понять, как недружелюбно встречает этот мир нового интерферента. Я не вижу двери, из которой я пришел, за стеклом стены плавают голографические рыбы и морской пейзаж. Из интерьера здесь подобие зрительских трибун мягкие сидения, точно копирующие трапециевидные сиденья амфитеатра. Стеклянная перегородка, за ней стоит пара книжных шкафов, прошлый век и классика в добротном переплете. Все предельно функционально и надежно. Но я никогда не думал, что в этом здании может быть так пусто. Есть стальной второй этаж, который проходит над моей головой, но как туда подняться не имею ни малейшего понятия. Крошечная лестница в бок и лифт, стол с бланками и газетами, кибернетический манекен за этим столом, видимо отвечающий за приветствия и экскурсии по этажам и комнатам. Я подхожу к столу и беру один из бланков, почти наугад:
«Последняя версия образца справки для высшего руководства по комплексным исследованиям способностей человеческого мозга к реальному восприятию действительности. Просьба проверить. Передать для дальнейшего использования.
Имя: Цекус Вендт
Возраст: 15»
Дальнейший текст разорван, словно его дернули за край, как недовязанный свитер за ниточку, и он размотался полностью, оставив на бумаге неровно оторванный край. Где-то за моей спиной голографическая рыба бьет хвостом и выпускает фонтан брызг. Я кладу бланк на стол, щелкаю перед автоматоном пальцами, но его глаза не зажигаются. Вообще ничего не происходит. Я аккуратно берусь за его металлическую голову, ища тумблер, включить и выключить, ребут и ригель.
Да он мертвый, дохляк, раздается сзади насмешливый голос. Я вижу, как по лестнице спускается гай с волосами-паклями, цвет ближе к кофе или грибу. Или пьяный. Пьяный автоматон матрице не хозяин. Мне сказали, тебя проводить надо, а бланки мы с весны не разберем, завалили. Ты Джеффри? Я Блэйк Кэмпбелл, живу на третьем ярусе, там же и умираю.