Спроси его, зачем он это делал? Знал ведь прекрасно, что пьянки не идут ему на пользу, медленно, но верно убивая здоровье. Да и, что немаловажно, служебную карьеру! Но Артем, каждый раз кляня себя за неспособность вовремя остановиться, был уже готов для очередного застолья буквально через неделю после каждого тяжелого похмелья.
Вот и сегодняшнее пробуждение после ночной гулянки почти ничем не отличалось от всех тех треморно-разбитых состояний, накрывающих Артема, когда он с бодуна продирал глаза.
Ему потребовалось собрать всю волю в кулак, чтобы решиться приподняться и сесть на небрежно застеленном диване, куда он рухнул только под утро. Каждое его движение отдавалось нестерпимо-ноющей болью в голове и всем теле. Создавалось впечатление, что по нему вчера проехал какой-то тяжелый каток, основательно утрамбовавший все его выпирающие части.
Если, худо-бедно, с головной болью удалось довольно быстро справиться с помощью двух таблеток немецкого аспирина, которые Артем достал из тумбочки, то общее его состояние оставляло желать лучшего.
Артем просидел на диване с четверть часа, пока не решился встать и нетвердо прошествовать в ванную, широко расставив руки и иногда опираясь на стены.
Он, заглянув в зеркало, ужаснулся. Физиономия в отражении была та еще! Светлые волнистые волосы всклокочены и кистями торчали в разные стороны. Под серо-зелеными, покрасневшими глазами появились темные мешки. Сухие губы потрескались. Рыжая щетина, только-только начавшая пробиваться на подбородке, дополняла картину. Проще говоря, на Артема из зеркала смотрел обычный, российский алкаш, которых жило много по соседству с ним.
Артем долго и тщательно чистил зубы и полоскал рот, чтобы избавиться от мерзкого ощущения, оставшегося там после пьянки. Только после этого побрел на кухню, где в холодильнике его ждала заветная бутылка холодного Нарзана.
Достав минералку нетвердой рукой и открыв ее, Артем приложился прямо к горлышку и жадно вылакал полбутылки. Он в легкую опустошил бы ее и всю, но решил оставить холодную, животворящую жидкость на потом.
Душный, спертый воздух на кухне, пахнущий скисшим куриным бульоном, оставшимся в кастрюле на плите, не позволил Артему широко вздохнуть. После выпитого Нарзана стало значительно легче, но ему захотелось продышаться и проветриться.
Артем распахнул настежь кухонное окно и некоторое время постоял возле него, обдуваемый легкими порывами прохладного ветерка, залетающего с улицы.
Благодатная погода бабьего лета в середине октября уже стала меняться на холодные, неуютные ночные отголоски осени, вступающей в свои права. Затяжные осенние дожди еще пока не накрыли окрестностей, но перемена погоды уже чувствовалась.
Солнце, двигающееся по безоблачному небу к зениту, слепило глаза, но уже так не грело своими лучами, как это было всего неделю назад. Ветер, гуляющий по лиственному парку, примыкающему к дому Артема, начал уже срывать яркие, желто-красные наряды с деревьев, словно настойчивый любовник, стаскивающий одежду с неопытной девчонки.
Артем смотрел в окно с меланхоличной грустью, которая всегда накрывала его в это время года. Осень он не любил. Никогда не понимал Пушкинских восторгов по отношению к осеннему увяданию природы. Такая душевная грусть проходила у Артема только после первого выпавшего снега, когда окружающая картина полностью менялась.
Он не стал закрывать кухонного окна. Напротив, побрел в комнату и приоткрыл там балконную дверь, чтобы прохладный сквозняк протянул всю квартиру и выветрил оттуда неприятный запах его собственного перегара.
Артем, оглядев комнату, увидел свои брюки и стильный, шерстяной свитер, небрежно брошенные на пол возле дивана. Своего возвращения домой он не помнил, но сообразил, что сил раздеться по-человечески у него явно не хватило. Пришлось собрать разбросанную одежду, достав до кучи носки из-под дивана, и отнести все это в ванную, где стояла старенькая стиралка.
Переборов похмельную лень, Артем решился и встал под прохладный душ. Он, стоя под тугими струями воды, постарался убедить себя, что они должны напрочь смыть с тела все остатки его вчерашней пьянки.
После душа и правда стало значительно легче. Посвежевший Артем не остановился на полумерах. Он, еще раз скептически взглянув на свое отражение в зеркале, настроился и тщательно побрился. Насухо вытерев подбородок, слегка обдал его из любимого черного флакона с надписью Том Форд.