Оруженосец, отказавшись от помощи женщин, сам перевязал свои раны, которые, по его словам, вовсе не угрожали жизни.
После того, как мы вместе с настоятельницей наложили швы раненому с разных сторон, она крепко взяла меня за руку и отвела в сторону.
Она строжайшим образом отчитала меня за то, что я открыла ворота вооруженным незнакомцам, чем подвергла опасности беззащитных женщин монастыря. Я слышала в ее неровном голосе не только гнев, но и тревогу за всех нас. Мать-настоятельница была права. И я признала, что с моей стороны это был огромный риск, поскольку я даже не подумала, что все это могло быть подстроено со злым умыслом! Наказания за своенравие и непослушание от настоятельницы не последовало, и, к моему удивлению, позже меня всего-то отослали в келью читать молитвы о смирении.
Затем настоятельница велела пожилым монахиням наложить целебные мази и приготовить чистую постель раненому в нежилой части монастыря. Его слуга должен был оставаться в доме охранника, а навещать своего господина ему разрешалось только в сопровождении самой старой монахини и сторожа-калеки, поскольку седой оруженосец все же оставался мужчиной в женском монастыре. Всем остальным было сказано заняться своими прежними делами а, значит, и я должна была уйти.
В тот день и ту ночь, наполненную неспокойными снами, я и не вспомнила о фресках, из-за которых находилась в монастыре. А на следующее утро проснулась с единственной мыслью жив ли раненый?
Спустя час своих беспрестанных раздумий я решилась пойти против правил, пусть даже за такое мне предполагался «карцер» в монастыре.
Оруженосец рыцаря одиноко сидел на земле у входа в дальнее крыло монастыря и полировал лезвие хозяйского меча. Он не ожидал меня увидеть и, буквально, подскочил на одной ноге, поскольку вторая была сплошь перебинтована и с трудом сгибалась:
Госпожа?! Неужели Вас отпустила сюда мать-настоятельница?
Добрый день. Конечно нет, я пришла только на минутку. И по секрету, сами понимаете, ответила я.
И он с любопытством взглянул на виляющую между кустов виноградника тропинку, по которой я добралась сюда.
Вы пришли справиться о здоровье моего господина?
Я кивнула, и слуга немного обиженно добавил:
Вы единственный человек, кого здесь это интересует. Барону промыли раны настоем белладонны и зверобоя. Вчера днем у него спал жар, однако, к вечеру появился снова и держался всю ночь, как не пытались сбить.
Состояние больного всегда ухудшается к ночи, грустно кивнула я, он уже приходил в сознание?
Если мой господин и открывал глаза, то мне об этом не известно. Ваши монахини не слишком-то разговорчивы со мной.
Сэр, это ведь женский монастырь, многие не видят мужчин годами, и, неудивительно, что они стесняются Вас. Какого еще отношения здесь можно ожидать?
На что он, подумав, прищурился:
Но Вы же спокойно разговариваете со мной, леди.
Тогда я поняла, что вышла за пределы своей роли тихой послушницы.
До оруженосца вдруг дошло, что он не знает, как ко мне обращаться, и решил срочно исправить ошибку. Он сказал, что его зовут Джек Глот, и что он является оруженосцем молодого Оливера Хэдли, барона и северного тана, который владеет укрепленным замком и прекрасными землями в Англии. Похоже, седой слуга гордился высоким положением своего господина.
Но попав в век натурального хозяйства из века электронных финансовых потоков, я с иронией отнеслась к рассказу Джека о богатстве своего господина. Я знала, что северным «таном» называют еще с кельтских времен знатного феодала северных земель, но мне было все равно, сколько свиней у него в хлеве, и сколько репы растет на его чудесных полях.
Когда же я представилась в ответ, Джек немного смутился. Мое имя звучало теперь «Элизабет», но фамилию я оставила свою родную Кравченко, я ей гордилась и ни за что не собиралась менять, пусть даже для иностранцев она звучала непривычно.
Опасаясь гнева настоятельницы, которая могла обнаружить мое отсутствие, я должна была торопиться:
Я прошу Вас, Джек, если вдруг барону станет хуже, постарайтесь сообщить мне. А я в свою очередь попытаюсь ему помочь.
Вы знаете какие-то особые травы? Иноземные? полюбопытствовал собеседник.
Ну скажем, да. У меня, пожалуй, чуть больше возможностей в вопросе лечения. Однако будем надеяться, что Ваш господин поправится.
Джек с неподдельной искренностью поблагодарил меня за такое отношение к его хозяину. А затем разулыбался и спросил: