Но Ван открыл дверцу клетки длинной палкой, тигрица большими прыжками с рыком скрылась между деревьев.
Ли стал грязно по-китайски ругаться, в гневе не заметил лиану лимонника запутался в ней, упал в овраг и сломал ногу.
К вечеру пошёл дождь. Ван дотащил Ли к фанзе старика панцуйщика сборщика женьшеня.
Помоги ему, пожалуйста.
У меня есть золото, я заплачу, простонал Ли.
Панцуйщик потрогал ногу Ли, старик был маньчжуром, и на языке Вана и Ли говорил плохо:
До зима ходить ни как.
Ли опять застонал, и не столько от боли, сколько от беспомощности:
Ван, иди один, не жди меня, нужно успеть выкупить Нинг.
Панцуйщик покачал головой:
Один ходить тихо-тихо! Хунхуз!
Ван переночевал в фанзе, а утром пошёл дальше.
Снег падал хлопьями, у берегов реки появилась стекло ледяной корочки. Низко летели последние птичьи стаи на фоне темно-серого неба. Ван весь день шёл вдоль реки, но долина сужалась, и Вану нужно было перейти реку. На перекате были большие камни на расстоянии, достаточном для прыжка. Ван, понадеявшись на свою ловкость, решил переходить реку в месте с самым быстрым течением. Камни обледенели и стали скользкими, и на середине переправы Ван всё-таки свалился в реку. Его понесла стремнина. Юноша долго цеплялся за береговые камни, потом карабкался по склону, пока не оказался на вершине скалы. Здесь он нашёл развалины древней чжурчжэньской4 крепости.
Стемнело. Пошёл густой снег, порывистый ветер не давал надежды согреться в движении. Ван в сырой одежде ходил по развалинам крепости, по земляному валу, остаткам каменной кладки. Наконец, он нашёл полуразрушенное помещения из трёх стен без крыши, здесь, по крайней мере, не было ветра. Развести костёр не удалось, все дрова были мокрыми и не горели. Ван лёг в угол на кучу опавших листьев и уснул.
Наверное, он бы тихо замёрз во сне, если бы не тигрица. Развалины крепости несколько лет было её логовом, и вот этой ночью после удачной охоты она вернулась домой. На шерсти тигрицы таял снег, дыхание превращалось в пар, усы её были в инее. Подойдя к Вану, тигрица обнюхала его, легла рядом, вытянулась вдоль Вана, и низко и глухо заурчала, как огромная домашняя кошка.
Перед рассветом снег закончился. Первой проснулась тигрица, зевая, потянулась, отряхнулась от снега и вышла из ночного укрытия. Через пару минут проснулся Ван, озябший без живой грелки. С удивлением и страхом он рассматривал тигриные следы на свежем снеге, затем он встал и побрёл на восход солнца, к морю.
Путь через ноябрьскую тайгу с глубоким снегом был не прост, Ван снова спустился в долину реки. Несколько кедровых шишек и ягоды боярышника помогли заглушать голод, а чай из лимонника придавал сил.
Через пару дней Ван вышел на костёр одинокого путника, который, как и Ван Пей Сян старался не попадаться на глаза. Это был китайский парнишка, ровесник Вана, но рослый и крепкого телосложения. Увидев Вана, он схватил нож, Ван сложил ладони вместе и поздоровался поклоном головы, незнакомец ответил на приветствие. Одинокий юноша в холодной приморской тайге очень обрадовался компании Вана. Так же как и Ван, он был уроженцем Шаньдун. Звали его Чжан, парень возвращался к матери в Харбин, где жил несколько лет после того, как она разошлась с отцом-алкоголиком.
В Харбине Чжан успел «поработать» карманником и вышибалой. Это он надоумил Вана зашить золотой песок в стёганную тёплую куртку, оставив немного золота в мешочке на шеи, так сказать, для неотложных нужд. Ван зашил и серебряное ожерелье, которое никому не показывал. Юноши решили вместе продолжить путь в Маньчжурию.
В 1900 году произошли многочисленные нападения на русских по всей протяжённости Маньчжурской железной дороги, более известной как КВДЖ. В августе китайские организованные отряды попытались взять Благовещенск, осаду отбивали немногочисленные войска и казаки.
Уже на самой границы с Маньчжурией перепуганных юных китайцев обнаружил разъезд казаков. Парни были без оружия и плохо знали русский язык. Однако во время плавания на «Nataliya» Ван успел запомнить несколько самых употребляемых фраз русских моряков. Хорунжий в голос смеялся: «Вот ладно матерится китайский отрок!». Парней задержали и под конвоем сопроводили до границы.
На китайской стороне опасностей было больше, чем на русской. Парни две недели смогли быть незаметными для хунхузов, солдат и ихэтуаней. На этом везение закончилось.