Мелкая морось превратилась в ливень.
Побежали, крикнул Антон Борьке, стараясь перекричать шум дождя.
Борька кивнул и они побежали. По ровному асфальту вдоль учебного корпуса, покрашенного в унылый серый цвет. Антон вспомнил, что Эмме этот цвет всегда нравился. Она называла его благородным.
Бежать было далеко. Учебный корпус был длиной ровно километр. Пятиэтажное здание легко вмещало всех сверходаренных детей со всего мира. Ну и таких, как Фимка тоже.
Осталось еще пятьсот метров, думал Антон, подстраиваясь под неспешный Борькин темп. Потом направо и еще восемьсот метров по ровной дороге до их корпуса. В школе специально были такие большие расстояния, чтобы ученики получали должную кардионагрузку. Даже те, кто умело увиливал от физкультуры.
Антон не заметил, как прямо из-за стены дождя появилась Эмма. Он налетел на нее и схватил Эмму за руку, испугавшись, что она может упасть. Эмма галантности не оценила и оттолкнула Антона.
Ты чего к людям пристаешь? черные следы от косметики текли по красивому лицу, придавая Эмме пугающий вид. Чего лезешь? Я с тобой общаться больше не буду. Хоть что сделай. А не отстанешь отцу твоему позвоню. Понял?
Не дожидаясь ответа, Эмма понеслась дальше. В сторону кафе. К морильщикам что ли? Ерунда какая-то.
Как все серьезно, присвистнул Борька. Беру свои слова обратно.
Какие именно?
Что вы помиритесь. Что-то она совсем недружелюбно настроена.
Я заметил.
Дождь утих. Борька пошел медленнее. Антон плелся сзади.
Я знаю, что делать.
Борька остановился и повернулся к Антону.
Ну выкладывай свои безумные идеи, Антону казалось, что сегодняшний день никогда не закончится. Он хотел поскорее распрощаться с Борькой, пойти в свою комнату, принять душ и лечь спать.
Надо сделать человекоподобного робота. Похожего на Эмму. Подкрутишь там в настройках. Будет у тебя настоящий друг без всяких там ссор.
Антон горько расхохотался от нелепости Борькиного предложения.
И как, по-твоему, я это сделаю? Тебе ли не знать, что разрешение завести робота, похожего на человека, выдают в исключительных случаях.
Конечно, знаю, подобные распоряжения выдавала Борькина мама и еще один человек на другом конце страны. Ну я маму уговорю. Она жалостливая. Если видит, что тяжелая психологическая травма точно разрешение даст.
А у меня тяжелая? Травма? с сомнением спросил Антон.
Тебе виднее, рассердился Борька. Мне это, что ли, надо? Я предложил. А ты уж сам думай.
Подумаю, пообещал Антон. Давай расходиться. Спать пора.
Отправляясь спать, Антон думал, что скорее всего не согласится на Борькино предложение. Вряд ли мама Борьки сочтет, что Антон так уж сильно страдает. Да и робот пусть он будет даже полной копией Эммы это все равно не то.
Засыпал Антон уже с уверенностью, что никакой человекоподобный робот ему не нужен. Он еще не знал, что события предстоящего дня заставят его полностью изменить свое мнение.
Глава 3. Назло. Назло?
А расскажет нам о событиях две тысячи двадцатых годов Нам расскажет
Игорь Игоревич или Гор Горыч, как называли его школьники, рассеянно водил ручкой по спискам фамилий в журнале. Владельцы этих фамилий обливались холодным потом в надежде, что вызовут кого-то другого точно так же, как их предки пятьдесят, двести и даже триста лет назад.
Антон ничего не выучил. Из-за беготни накануне сил на уроки у него не осталось. Но можно было не волноваться. Антон носил фамилию Певцов, которая находилась ровнехонько в середине журнала. Так что до Антона учителя доходили крайне редко, обычно не везло тем, чьи фамилии начинались на первые буквы алфавита. Ну или на последние. Смотря откуда учитель выбирал жертву: с начала списка или с конца.
Певцов Антон нам расскажет, наконец объявил историк.
Не везет так сразу во всем, с тоской подумал Антон, поднимаясь со своего места. Отвечать можно было и сидя, никто этого не запрещал. Но Антону хотелось потянуть время. Вот же! Не Борьку спросили с фамилией Бобров, первого в списке. Не Эмму с загадочной фамилией Янь, в списке последнюю. Хотя она-то уж точно все выучила, что ей размолвки с бывшим другом!
Антон, мы ждем, напомнил Гор Горыч.
А чего мы ждем? уточнил Антон.
По классу пронеслись первые робкие смешки. Историк сделал вид, что так и надо.
Ждем, когда ты расскажешь нам о событиях две тысячи двадцатых годов.