Но и это еще не все. В 1970-х годах Е. Лофтус показывала людям видеозаписи автомобильных аварий20, а потом спрашивала, на какой скорости, по их мнению, двигались машины. Так вот, если в вопросе употреблялось слово «разбились», то подопытные были склонны называть большую скорость, чем при употреблении слова «ударились». А спустя неделю им был задан другой вопрос: «Видели ли вы разбитое стекло?» Угадай, люди из какой группы чаще отвечали утвердительно? И это при том, что никакого разбитого стекла в видео не было и в помине. Одного единственного слова оказалось достаточно, чтобы эмоциональный фильтр на ровном месте создал воспоминание, которого не было в реальности. А ведь эмоции способны создавать не только мысли и воспоминания, но и реальные ощущения: вспомни про эффект плацебо. Людям дают «пустую» таблетку, говорят, что она поможет им выздороветь или избавиться от боли, и их самочувствие действительно улучшается. И это уже давно не просто забавный психологический феномен, сейчас ни одно серьезное медицинское исследование нового препарата не проходит без контрольной группы, получающей плацебо. А существует еще и ноцебо, там все наоборот: ожидание ухудшения самочувствия провоцирует это самое ухудшение. Нашему мозгу «до лампочки», как все есть на самом деле, важны лишь наши ожидания и их эмоциональный окрас, а рационализировать, объяснить и придать им смысл несложная задача даже для человека с расщепленным мозгом.
Что ж, подытожим: мы сначала эмоционально окрашиваем то или иное событие или человека, а потом подгоняем под эту окраску наше рациональное объяснение и «реальное» восприятие. Мы не замечаем то, что не согласуется с нашей эмоцией, зато обращаем особое внимание на то, что хорошо согласуется. Очень часто эмоция работает как призма, сквозь которую мы смотрим на мир, и все вокруг кажется нам окрашенным в цвета этой эмоции. Мы настолько верим в то, что сами себе вообразили (или нам помогли вообразить), что можем заболеть или выздороветь просто потому, что ожидали этого. Мы живем в том мире, который создали для нас наши эмоции.
Образ небольшой для запоминания: раньше были рыцари, и у них к шлему была приделана заслонка, закрывавшая лицо, она называлась «забрало». И когда забрало опускалось, оставалась узкая щелка, сквозь которую рыцарь смотрел на мир. Представь также, что в эту щелку можно вставить какое-то цветное стеклышко эмоцию. И пока ты ее испытываешь, ты не можешь увидеть настоящие цвета предметов, на которые смотришь. Я подчеркну, что имею в виду не эпизодические случаи сильных эмоций, когда под их влиянием ты перестаешь соображать, а обычные повседневные состояния. Свой шлем ты надеваешь каждое утро, а потом только стеклышки меняешь, и требуются большие усилия, чтобы отодвинуть забрало и посмотреть на окружающий мир беспристрастно и объективно. Вернее, постараться к этому приблизиться, хотя до конца, мне кажется, это невозможно.
Сначала формируется эмоциональное впечатление, а потом мы его рационализируем. И мы ужасно последовательны в этом.
Эмоции «подсвечивают» информацию, которая им соответствует, и блокируют ту, которая не соответствует.
Мы видим и ощущаем по большей части не то, что есть, а то, что ожидаем увидеть и ощутить. Даже на уровне физического здоровья.
Объективность большая редкость. Мы живем в той реальности, которую создают для нас наши эмоции.
Как опыт формирует фильтры
Итак, мы поняли, что живем в том мире, который создают для нас наши эмоции. Но остается открытым вопрос, как именно они возникают? Как я выбираю те стеклышки, сквозь которые смотрю на все вокруг? Если мне нравится человек, мне нравится и то, что он говорит. Но почему он мне понравился-то изначально? Почему я вижу мир таким, каким я его вижу?
Колин Тёрнбулл21, антрополог, живший в прошлом веке и изучавший пигмеев Бамбути (Конго), записал одну историю, которая потом была опубликована «Американским Журналом Психологии» еще в 1961 году. Я приведу ее в коротком вольном пересказе.
Во время очередной экспедиции Тёрнбулла сопровождал один из представителей местных пигмеев, юноша Кенж, которому было около 22 лет и который выполнял функции гида по местным джунглям, где Кенж прожил всю свою жизнь, ни разу не покинув родных краев. Но однажды антрополог Тёрнбулл потащил своего гида Кенжа слишком далеко от дома, на восток, где не было деревьев, к которым тот привык. Со склона холма открывался вид на далекие горы, но юноша ни разу в жизни не видел ничего подобного, поэтому спросил, что это, холмы или облака. Тёрнбулл ответил, что это холмы, просто очень очень высокие. Кенж задумался, а потом сказал: «Это плохая страна. Здесь нет деревьев». Через некоторое время он увидел вдали на равнине стадо пасущихся буйволов, обернулся к антропологу и спросил: «Что это за насекомые там?». «Это буйволы, очень большие животные», ответил Тёрнбулл. Кенж рассмеялся и повторил свой вопрос. «Затем он начал разговаривать сам с собой, за недостатком более умных собеседников, и попытался уподобить пасущихся в отдалении буйволов различным жукам и муравьям, с которыми он был знаком», записал антрополог. Дело в том, что, живя всю жизнь в густых джунглях, Кенж привык наблюдать все объекты в пределах 3 метров вокруг. Его глаза просто не привыкли смотреть на что-то, находящееся вдали. Он решил посмотреть на буйволов поближе. По мере приближения они стали увеличиваться в размерах, а Кенж стал шептать, что это колдовство. Вскоре они приблизились к буйволам, Кенж освоился и перестал бояться, но все еще не понимал, что произошло. Он интересовался, успели ли животные вырасти, пока они ехали, или тут какая-то хитрость. Остаток дня Кенж провел, наблюдая за другими животными на расстоянии и угадывая, кто это и что это. Он явно заинтересовался происходящим и быстро учился. Однако на следующий день изъявил желание вернуться домой, в джунгли, и снова сделал замечание, что это плохая страна, потому что здесь нет деревьев.