Кожа лица Нила краснела, однако под слоем белил с румянами сего было не заметить. Бросался то в холод, то в жар. Люди слушали с интересом, даже с улыбками, воспринимая историю как иронию над выпивалами. К слову сказать, сам ее «рассказчик» не углублялся в то, чего представляет. Он не мог давать отчеты о собственном исполнении, ведь, как мы помним, текста дело рук Саши. Есть смысл думать, что песня и есть насмешка по задумке автора, но быть уверенным в том никак нет. Собакин воспринимал стихотворение настолько прямо, насколько только можно.
Гуляли два дня мы по парку
А третий, к печали, прошелся насмарку
Хотелось вам забавляться опять
Решил идею я ту поддержать
Сталось совсем неуютно, словно взгляды зрителей направлены прямо в душу, будто видят насквозь жизнь певца. Охватила настоящая паника, но мужественно он держался, продолжая делать вид, что все отлично. По обыкновению, исполнители обязуются глядеть на аудиторию прозрачно, не вглядываться в лица, видеть толпу, а не конкретного человека. Делалось то с огромнейшим трудом по названной причине. Настоящая трагедия!
Очнулся я ночью в холодном поту
Глянув в зеркало, понял совсем не цвету
Я стар, и седой, пропали года
Достаточно было полета
Все рассмеялись, словно волна хохота пронеслась по залу. Реакция вызвала неоднозначные эмоции, но они просто прочувствовали суть, чего сам Нил понять не удосужился. Пожалуй, ему нечего было делать, как продолжать петь, и к счастью, даже не запнулся, не растерялся. Тем не менее, он «оттаял», огляделся, надеясь, что потешаются над стихотворением, не над ним. Стоит ли думать, выливается ли на него негатив или причина в другом не знал. Годы в сфере не прошли в пустую. Мельком оглядел присутствующих, стараясь найти ответ. Идея стать посмешищем напрягала с каждой секундой сильнее.
У нас двое милых, послушных детей
Не помню я их, хоть убей
Вам сорок, мне все сорок пять
Идем снова рюмки мы с вами гонять
Выступление проходит вполне себе, а голос его такой же глубокий, отличающийся свободой проявления, но думалось, мол, как мышь пищит. Отвлекся от размышлений на пару секунд, слова из уст, для Нила лично, совсем потеряли значение. В толпе разглядел он два манящих глаза, походивших на луну в затмении, форма их была схожа с крысиными. Обладательница имела красивое платье, но совсем не походящее на платье дам, с коими Нил имел свидания. Оно было простым, потрепанным, но милым, прекрасно подходящим к лицу незнакомки. Не одна она была одета так, среди людей в форме, но от чего-то мила глазу. Не впервой ему внимание свое к кому-то одному обращать, дабы девушки считали себя особенными, выдающимися среди других слушателей. Случай тот иной, и пусть губы зрительницы выкрашены в красный, а золотые сережки выглядят несколько вызывающе, сама она ангельское воплощение.
Дабы не подрывать свой профессионализм, старался не глядеть на нее, но манила так еще! Последующие песни были не такими, как казалось, позорными, и от некой несуществующей поддержки, шли плавно. Как певчий соловей в своей среде, наконец стало комфортнее. Народные воспринималось толпой легче чем авторские задумки, и, впрочем, каждого устраивала соответствующая атмосфера. Словно сливаясь воедино с пришедшими, боле не чувствовал себя одиноким, ненужным на сцене. Судя по всему, сталось лучше, но тревога присутствовала. Как лучик от огромного русского солнца, взгляд неизвестной помог твердо стоять на ногах. Случаются ж чудеса.
Несколько воодушевленный, ждал окончания выступления, дабы поговорить с ней. Чего хотел добиться? Не ясно, да и сам не знал. Умение общаться со слабым полом, думалось, поможет, только говорить то не о чем. Столик занимала одна, а место рядом, будто специально подготовлено. С нетерпением Нил ждал, когда закончится эта долгая и сложная игра. С ума можно сойти.
И вот, прозвучали последние ноты, пришло время откланяться. Громкие аплодисменты, теплые просьбы спуститься вниз. Это тоже несколько удивляло, даже пугало (люди ж те, ни одного человека прибили на фронте! вдруг чего?). Страх чувствуется, никогда нельзя позволить его себе проявить, проговаривал про себя Нил, спускаясь по ступенькам. Словно в сказочном вальсе звучали овации, приятно оглушая. Кто мог, подходили, таковых было не много, дарили цветы и пожимали руку. Искал в лицах смуглянку свою, она была рядом чувствовал. Среди слов, периферическим зрением, выслушивая каждого, никак не находил ее. Говорили важное, выражая благодарность за теплоту, за ощущение русской души внутри себя и гордости, видя столь «талантливых песельников». Вероятно, не знали они кем Нил являлся, но содрогнуть что-то смог, а это, надо понимать, о многом говорит.