Единственная схема, мало-мальски соответствующая данной ситуации, была, пожалуй, та, которую предложил Питер Квентин, но даже и у нее был один существенный изъян. В ней не отводилось места письму Юстины, а ведь только благодаря этому письму Марч вынужден был считаться с Саймоном. Саймон считал, что они не убьют его, не разобравшись с такой непредвиденной помехой, как письмо. И в то же время было совершенно очевидно, что к мистеру Галлиполису его заманили не случайно.
Святой весь съежился. В конце концов, у него был только один выход.
Он проверил, на месте ли его пистолет, лег на землю и пополз.
* * *
Низкорослые пальмы представляли собой преграду, которую приходилось преодолевать: их колючки впивались в тело сквозь тонкую одежду. Острая трава резала лицо и шею. Не успел он проползти и пятидесяти ярдов, как рубашка на нем взмокла от пота. А когда песок попадал ему в глаза, он ругался про себя последними словами. Тем не менее он упорно продолжал двигаться вперед к песчаному берегу канала.
Растительности на берегу не было. Прижавшись к земле, он полз к небольшой, в десять футов высотой, горке из песка и глины. Не спуская с нее глаз, он двигался к барке, находившейся теперь уже в десяти шагах от него. Заколоченные окна слепо смотрели на него. Если бы не носки, болтавшиеся на веревке на верхней палубе, можно было подумать, что там давно уже никто не живет.
Прямо над его головой что-то зашевелилось; по спине пробежал холодок.
Это «что-то» сливалось с пустынным пейзажем и осталось бы незамеченным, если бы не зашевелилось. Саймон увидел отливающую блеском череду колец и два черных немигающих глаза, устремленных ему в лицо. Саймон внутренне сжался, лицо напряглось, словно его окутала густая паутина. Затем кольца раскрутились, и пятифутовая мокасиновая змея величественно поползла дальше.
Святой отер ладонью пот со лба. Конечно, на барке снайпер его не поджидал, но опасность быть обнаруженным раньше времени, существовала.
Теперь он был полон решимости во что бы то ни стало как можно скорее преодолеть оставшуюся часть пути.
Он приподнялся немного от земли и на четвереньках молниеносно, подобно спринтеру, взобрался на горку. Затем преодолел самый опасный участок уверенно, как краб, вползающий в свою норку, и наконец перемахнул через корму, произведя при этом не больше шума, чем облачко тающего тумана.
Выстрела не последовало.
Он стоял прижавшись спиной к двери и затаив дыхание прислушивался к доносившимся изнутри звону монет и человеческим голосам. Но, похоже, голоса исходили откуда-то из глубины барки. Саймон открыл дверь и скользнул внутрь. Когда его глаза привыкли к темноте, он разглядел грязный стол с закопченной керосиновой лампой и груду посуды в раковине. Прямо перед ним была еще одна дверь, за которой он обнаружил узкий проход, ведущий к комнатушке, откуда и шли услышанные им голоса. Судя по всему, игра была в полном разгаре и не предвещала никакого повода для беспокойства. Таким образом Саймон сумел без всяких помех добраться до своей цели – словно все было специально подготовлено для этого.
И он еще раз убедился в том, что поступил правильно.
Осторожно ступая, он прошел к открытой двери и заглянул в комнату.
За покрытым скатертью столом сидели пятеро мужчин. Усталый с виду человек в зеленых очках сидел спиной к окну, тасуя колоду. Такой же поникший вид был и у сигареты, прилипшей к его нижней губе. Когда он объявлял уставшим голосом ставки, сигарета скакала вверх-вниз. Святой вошел, и все пятеро сразу уставились на него.
Тот, кто тасовал карты, щелкнул по колоде и сказал:
– Король бьет. – Он снова опустил глаза и продолжил, не переводя дыхания: – Пять долларов кон. Пять центов с каждой выручки сверх пяти долларов.